Глава VI
Кажется, один только раз за наше трехмесячное пребывание на Аптекарском Острове пришлось мне провести спокойно часа два с папa. Было это на пароходе "Онега", на котором мой отец ехал с докладом к государю в Петергоф и взял меня с собой.
Так чудно было, как в былые дни, иметь возможность поговорить спокойно с папa обо всем интересовавшем и волновавшем меня.
Спрашивала я о том, почему не удовлетворяют хоть часть требований левых партий, что, по-моему, могло бы внести успокоение в их ряды. На это мой отец ответил мне, что таково было с самого начала и его желание, но, что все его усилия и старанья найти общий язык даже с кадетами, не говоря уже о более левых партиях, не привели ни к чему: всё, что они ни предлагают, не идя при этом ни на какие уступки, так далеко от жизни, что сразу видно, как всё их учение построено на теории, выработанной в умах и на бумаге, а не вылилось из жизненных запросов.
Часто упоминал папa уже в то время в разговорах имя министра финансов, Коковцова, говоря, как ему приятно иметь к Кабинете Министров человека, мнение которого он так ценит.
С уважением смотрела я, сидя рядом с моим отцом, на лежащий перед ним его портфель и думала: вот тот самый портфель, из-за обладания которым происходит столько интриг и борьбы, рождается столько зависти и злобы. Впоследствии, после кончины папa, я получила на память о нем этот портфель.
Одна сторона его была с металлической прокладкой, так что он мог, в случае покушения, служить щитом.
Как хорошо было так поговорить с папa, чувствуя, что он тот же близкий, бесконечно любимый и любящий отец, каким был всегда, и что никакие заботы государственные не убьют в его душе заботы о семье. Сколько раз мне приходилось слышать фразу: "Вы, наверно, очень боитесь вашего отца? Такой он строгий на вид!
Бояться папa? - мне это казалось невозможным со дня моего рождения до его кончины. Любить его, уважать, бояться огорчить его - да, но бояться подойти к нему - никогда в голову не могло прийти.
Первый раз в жизни, на пристани в Петергофе, увидала я придворный экипаж, ожидающий моего отца, придворные ливреи, лакея и кучера. Всё это было чрезвычайно нарядно и красиво. Поразительно стройны и величественны были и большой Петергофский дворец, парк, фонтаны... Веяло от всего этого силой и величием управляющей Россией династии; силой еще не поколебленной недоверием и злобой ее подданных. Положительно не верилось, глядя на торжественную строгость и спокойствие всего окружающего нас в Петергофе, что где-то совсем близко бушуют страсти, и что вековые устои трона уже дрожат под напором враждебных сил.