Глава 15
Итак, начался 1967 год. После демобилизации моего наставника Володи Катаева, я стал самостоятельно дежурить в штабе части на доверенной мне радиостанции Р-118 и, кроме этого, принял в свой подотчёт всё имущество склада связи, которое по мере необходимости отпускал по накладным. Приход-расход вёл в специальном журнале.
Количество радиозапчастей и их ассортимент меня поразили: здесь лежали какие-то блоки от радиостанций, припои и паяльники для кабельщиков, бухты всевозможных проводов и кабелей, рулоны изоленты, десятки ящиков и коробок с транзисторами, радиолампами, конденсаторами. На всех деталях стояли клейма в виде звёздочек, что означало их военное назначение.
На складе стоял большой ламповый армейский магнитофон «Темп», который слушать не разрешалось, но мы потихоньку слушали. От Катаева мне на память осталось несколько бобин с записями. Здесь я впервые услышал песни В. Высоцкого. Ко мне на склад часто заходили мои приятели, и мы вместе слушали музыку на застревавшие в мозгах необычные стихи (приведу запомнившийся отрывок песни Высоцкого):
У тебя глаза, как нож:
Если прямо ты взглянёшь —
Я забываю, кто я есть и где мой дом.
А если косо ты взглянёшь -
Как по сердцу полоснёшь
Ты холодным острым серым тесаком.
<...>
Я все ноги исходил,
Велосипед себе купил,
Чтоб в страданьях облегчения была, -
Но налетел на самосвал —
И к Склифосовскому попал, -
Навестить меня ты даже не пришла.
И хирург - седой старик —
Он весь обмяк и как-то сник:
Он шесть суток мою рану зашивал!
А как кончился наркоз,
Стало больно мне до слёз:
Для кого ж я своей жизнью рисковал!
<...>
*****
Ощущение таинственности, висевшей над казахстанской степью на Байконуре, ещё более отчётливо проявилось у меня в одну из весенних ночей, когда в два часа ночи я услышал громкий голос дневального:
— Рота, по тревоге — подъём!
Не прошло и минуты, как вся рота стояла в строю. Затем по команде мы также быстро надели шинели, шапки, с собой взяли противогазы и строем направились из расположения части в степь. Впереди нас и за нами следом длинной колонной шли другие подразделения. Остановились мы у железнодорожной насыпи, здесь старшина разрешил рассредоточиться. Те из старослужащих, что начали службу раньше нас, потихоньку нам сказали, что, скорее всего, будет пуск боевой ракеты с какой-нибудь площадки, которых тут натыкано великое множество, а нас вывели из казарм на всякий случай — так положено, мало ли чего... Из разговоров я слышал о видах топлива, которые применяются при запусках ракет. Про кислород и керосин я уже знал. Как-то заходил разговор и о подземных ракетах с твёрдым топливом. Но вот слово «гептил» пугало. Говорили, что достаточно одного вдоха паров этого топлива — и смерть. В лучшем случае облысение и импотенция.
Среди ребят ходил слух, что есть недавно построенная площадка (95-я), на которой установили какую-то новую ракету. Не исключалось, что именно сегодня будет произведён запуск «гептилки». И между делом старики тут же пугали нас, молодых, рассказами о неудачных пусках, когда ракета, едва поднявшись над землёй, переламывалась и после страшного взрыва падала назад. А бывали случаи, когда ракета при неудачном пуске ещё не оторвавшись от стартового стола, валилась набок, и потом с огромной скоростью носилась по-над землёй, «гоняя по степи варанов», в смысле, выжигая всё на своём пути. Никого не щадила. О так называемых неудачных пусках мы уже были наслышаны (такое было в истории полигона), поэтому сейчас с некоторой тревогой ожидали предстоящий запуск.
Дул пронизывающий ночной ветерок. Небо — сплошь усеяно яркими звёздами. Вдалеке (километрах в восьми от нашей боевой ракетной части) с северной стороны, в районе легендарной 2-й площадки таинственно мерцало огнями здание МИКа. Место с монтажно-испытательным корпусом вообще-то называлось площадкой № 112, в километре от которой находилось и место запуска космонавтов: площадка № 1 - «гагаринский старт». А Двойка - это жилая площадка, расположенная тоже там недалеко. Это место с МИКом, стартовым столом и жилой Двойкой и носило на полигоне название «космодрома».
Находясь сейчас у железнодорожной насыпи и прилично продрогнув, я начал подумывать, что пуск ракеты не состоится. И вдруг с юго-западной стороны ночное небо неожиданно полыхнуло багряным заревом. Мы притихли и стали вглядываться в светящуюся даль. Я увидел, как из-за горизонта в свете огня и клубов дыма начала медленно выползать гигантская, просто фантастических размеров, бочкообразная «крокодилина». Первое впечатление было именно таким. Казалось, что до поднимающейся ракеты рукой подать — хорошо было видно, как медленно, можно сказать, неохотно двигалась она вверх, опираясь на огромный огненный шлейф. Звук от ракеты долетел до нас примерно через минуту или чуть больше — жуткий рваный грохот, от которого заходили ходуном и рельсы, да и сама земля. Мы совершенно не слышали друг друга. Ракета медленно поднималась выше и выше, пока, наконец, её огненный выхлоп не стал маленьким, еле заметным огоньком, а потом и вовсе похожим на небесную звёздочку. Пуск получился удачным. Грохочущие звуки улетевшей ракеты долго еще резонансным эхом носились над ночной степью.
Пока шли назад, я делал в уме простейшие арифметические вычисления. Зная, что скорость звука в воздухе составляет 340 метров в секунду, я без труда подсчитал, что за минуту звук от взлетающей ракеты преодолел расстояние примерно в двадцать километров, то есть столько, сколько было до того места, откуда запускалась ракета. Я с трудом мог представить себе её размер.
Свободное копирование
