Заговор в театре звезды - 1

{115} Заговор в театре звезды

Центральный театр Советской Армии и театр имени Маяковского закончили работу над своими спектаклями почти одновременно. Спектакль Бурдонского на Малой сцене произвел на меня сильное впечатление, я впервые слышал пьесу со стороны. Актеры выкладывались, держали зал в напряжении и глубокой растерянности, поскольку ни одна из конфликтующих сторон не уступала другой по убедительности и темпераменту. Зрительское сочувствие, как и было задумано, металось, вибрировало, пытаясь уж, наконец, пристроиться к какой-нибудь из позиций, чтобы почувствовать себя определенно, как и полагается в советском театре, но так до конца и не определилось. В конце все были несколько подавлены, особенно после финальной песни, прозвучавшей как отпевание сада и романтического поколения. Многие плакали. Это был искомый итог.

Для себя я понял, что пьеса чересчур многословна, тонет в риторике, и если бы мне довелось принять участие в репетициях, может быть, хоть частично этого удалось избежать. Генералы Главного политического управления не стали особенно глубоко вникать в страдания и истерики штатских, но слух о том, что пьеса «с антисоветским душком», прошелестел и по их кабинетам. Как бы то ни было, обсуждение спектакля прошло без серьезных претензий, красноречием ораторы не отличались, жаловались, конечно, на неопределенность, размытость авторской позиции, но это так, для порядка, для дальнейших размышлений. В целом я мог считать, что многострадальные блуждания этой пьесы по московским театрам завершились. Далее театр увозил спектакль на свои летние гастроли в Куйбышев и Уфу, запланировав московскую премьеру на середину октября. И Саше и мне было необычайно важно, как примут спектакль периферийные зрители, которых он, как нам казалось, касается своей проблематикой более, нежели московских. Саша присылал мне подробный отчет о каждом спектакле.

«… Как обещал, пишу тебе о первом “Саде” в наших гастролях, а именно, 6 июня… Волновались мы, очень тревожились за этот вечер и потому, что давно не играли сырой еще спектакль, и потому, что мало знали (да и знаем) местных театралов, а город театральный — все продано, залы набиты битком, публика очень внимательна к слову, к мысли. {116} В этот вечер был переаншлаг, сидели, стояли и т. п., спектакль начался при сосредоточенной тишине, слушали, воспринимали и реагировали удивительнейшим образом точно, несколько раз возникали аплодисменты в середине действия — 1?й акт шел отлично, закончился бурными аплодисментами. 2?й акт шел чуть нервнее, чем 1?й, но очень собранно, по окончании скандировали во всю! Отлично работали почти все, наше начальство (главреж, начальник и парторг) нашли, что спектакль со сдачи заметно вырос и очень волнует, будоражит и т. д. Хорош был Сошальский (пожалуй, впервые без особых замечаний), Демина очень точно работала… Словом, спектакль был из удачных и прошел у публики отлично, внимание не ослабевало, интерес тоже, а главное, что проблемы, поставленные “Садом”, доходили точно по адресу и то драгоценное, что есть в пьесе, не пропало, было понято и услышано».

Следующее письмо продолжало гастрольную хронику.

«Спасибо за письмецо, приятно, что скрывать, было получить его — значит, не забыл свой многострадальный “Сад” и нас грешных.

Слава богу, что приняли у Бориса спектакль, но иначе и быть не может, настолько все излукавились, изолгались, что правды хочется даже самым неправедным, а говорить ее почти совсем разучились — ты среди очень немногих, тех, кто не только хочет, но и может (хотел-то ведь и Салынский, да, увы, уехала таратайка). Не знаю, как маяковцы, но наши хотят и уже пытаются говорить правду со сцены, хотя, конечно, это далеко не просто и не так еще, как мне мечталось — “ухо” должно быть тоньше, но стремятся всей душой — уже ведь неплохо, верно?!

Значит так, второй спектакль шел весьма сумбурно. 1?й акт играли отлично, взяли зал и атмосфера была накаленной (играл Цитринель за Сошальского, Майоров за Кукуляна, Савельева за Федорову). Сошальский сидел в зале и пришел за кулисы в потрясении. Но 2?й акт, считай, погиб, т. к. Цитринель — Илья получился однозначным, отрицательным типом, раскаивающимся под занавес. Следить за перипетиями его души во 2?м акте (а это важнейшие сцены!) было не интересно, он был сразу ясен, очевидно лгал и изворачивался, и ушла сложность, ушла двойственность, а там и внимание зала (я говорю о внимании интереса, а не вежливости, которое было, конечно). Приняли спектакль сдержанно, и наши страшно огорчились, хотя, повторяю, внешне все было пристойно, но, на мой взгляд, скучно…

3?й спектакль шел отлично, представь, ни одной нежелательной реакции, т. е. смешков, потери внимания и т. д. — все на одном дыхании, {117} действенно и глубоко — реакции зала точнейшие и главное, внимание предельное, боялись пропустить хоть одно слово. (Администрация говорила потом — “такая затаенность в зале, будто Шекспира играете”). Очень хорош был финал (мы подрабатывали, конечно) и в конце овации, прием был чудесный!..

Прессы не было. Одной даме категорически не понравилась пьеса… Другой товарищ написал, говорят, хорошо, но кому-то из местного газетного начальства пьеса опять-таки показалась сомнительной и статья не пошла, но думаю, этого еще предстоит хлебнуть…»

В Уфе, к сожалению, «Сад» пришлось отменить, так как заболела одна из главных исполнительниц. Вводить кого-то наспех режиссер не решился: «… ставить под удар спектакль нельзя, т. к. вопрос у наших военных о том, что это “антисоветский” спектакль, с повестки дня не снят, судя по всему…»

Ни много ни мало — через два десятка лет мне было приятно уловить в одном из Сашиных интервью прежнее волнение в связи с той работой. «Меня буквально заставили — почему-то это были не пуровцы, а руководство театра — прямо куски из текста убирать, а это, вообще, была пьеса, которая, на мой взгляд, предсказала абсолютно все наше будущее… Зрители говорили: “Это закроют! Это вы говорите о самом главном”. Я помню, Нонна Мордюкова стояла такая перепуганная и шепотом говорила: “Ребята, вы что делаете? Это говорить нельзя со сцены”. И так далее…» («Наша улица», № 3 – 2004.)

Они были правы. «Сад» для начальства, несмотря на успех, был все-таки «вражеской вылазкой» и после первого же сезона его поспешили изъять из репертуара.