О генах - 3

Летом после войны мы выезжали за город, когда у мамы был отпуск. Родители были молодые, чуть больше сорока пяти, а мы были еще мальчишки, вечно голодные. Это было самое счастливое время в нашей семье. Снимали родители комнату в избе с русской печью и хлевом. Там мы отъедались, пили жадно топленое молоко из крынки, ели свежие яйца, с огорода зелень и свежую картошку. Название деревни «Лаптево», видимо, сохранилось еще с царских времен, а ехать надо было из Москвы по Ленинградской дороге на поезде до станции Головково почти три часа. Паровоз свистел, дымил, проносились разрушенные во время войны станции и полустанки, а я, как мальчик Тема, только не в матроске, смотрел, смотрел в окно. Когда позже я читал книги о крестьянах прошлого века, я всегда вспоминал эту деревню. Уж больно описания художников и писателей прошлого века совпадали с виденным мною. В деревне остались одни бабы, мужчин было двое и те - инвалиды. Женщины пахали, косили, скирдовали, сушили сено, серпами убирали пшеницу и рожь, пололи и собирали с колхозного поля овощи, доили коров своих и колхозных, а ребятня пасла лошадей. Утром рано на заре выгоняли коров, затапливали печь, и жизнь в доме просыпалась. С поля приходили поздно, и за этот длинный трудовой день получали «птичку» в зачет, а по этим «птичкам» - трудодням осенью обещали рассчитаться, но ничего не платили. Нечем, так как весь урожай колхоз сдавал государству. С деревенскими мальчишками мы ходили в ночное, пасти лошадей, которых было штук пять или шесть, сидели у костра всю ночь. Я один раз попробовал проехать верхом на лошади без седла, но отбил копчик, и охота научиться скакать аллюром, как делали это мальчишки, у меня пропала.

Забыв про городские заботы, мама отправлялась с нами в лес. В жаркую пору шли по ягоды, землянику, малину, чернику или голубику. Наедались до отвала. Руки горели от ожогов крапивы или укусов комаров. Один раз малина была такая высокая, а ягода такая сочная и крупная, что мы не заметили в угаре обилие крапивы. Ночью у меня поднялась температура, все мое тело горело, я плакал от боли навзрыд. Мама чем-то меня мазала, к утру жар спал.

А потом начиналась грибная пора. Мама моя была заядлым грибником, из леса она выходила только с полным лукошком. Тут и учила она нас всем премудростям грибной охоты. Брат Виталий, старше меня на 6 лет, быстро схватывал все на лету и приносил грибов не меньше, чем мы с мамой.

В эти короткие промежутки месячного отпуска мама была с нами почти весь день. А вечером она усаживала меня рядом с собой (Виталий еще где-то носился) и много, много рассказывала, а иногда и пела. Песни я запоминал почти сразу, и у нас вместе получалось совсем неплохо, правда, в унисон. Много ее песен я помню и сейчас, таких слов и мелодий я не слышал никогда больше.

 А вот ее рассказы помнятся очень смутно, но вот их восприятие можно передать только словами. Пушкина: « Ах, умолчу ль о матушке моей, о прелести таинственных ночей, когда в чепце, в старинном одеянии, с усердием перекрестишь меня, и шепотом рассказывать мне станешь, о чудесах, о подвигах Бовы. От ужаса, не шелохнусь, бывало, едва дыша, прижмусь под одеялом, не чувствуя ни ног ни головы».

Такое же наше единение душ с мамой я испытал, когда серьезно чем-то заболел, у меня была высокая температура, я лежал долго и не вставал. Мама всегда была рядом. И вот, когда становилось полегче, моя голова становилось просветленной, и все, что она рассказывала о себе, врезалось в память и не стерлось до сих пор. А потом стал взрослым, и мамины советы, казалось, были лишними, хотя понимали мы друг друга с полуслова.

Диагноз: «гипертония» врачи установили ей почти сразу после войны. Я помню, она пришла после обследования грустная, долго разговаривала с папой и затем расплакалась. Как врач она много понимала, по тем временам это был приговор, лекарств, которые снижают давление, и методов лечения этой болезни тогда не было. Верхнее давление со временем у нее росло, двигаться становилось все труднее, но она мужественно боролась с недугом. По утрам делала небольшую зарядку и обливалась холодной водой. Начав еще в гимназии, она продолжала писать стихи, и в диспансере всегда ожидали ее новые вирши, которые помещали в первой колонке праздничной стенгазеты. К сожалению, ее детские и юношеские стихи сгорели в топке печи во время холодов и тифа при наступлении армии Деникина на Москву в 1919 году. Предыдущим летом, когда еще во многом старая система продолжала действовать, она с аттестатом об окончании гимназии поступила на литературный факультет. Ее писательский талант поразил старых профессоров, и они без колебаний приняли ее в университет. Но события 1919-1920 года полностью перевернули ее жизнь, и для себя она решила, что важнее профессии врача нет, и что она обязательно станет врачом. Литература, а точнее поэзия стали ее первым домашним увлечением. Когда я был в армии и сообщил домой, что собираюсь снова сдавать вступительные экзамены, она решила мне помочь и стала ходить в МГУ (и это в 60 лет) на лекции по литературе для абитуриентов. Все лекции от Пушкина до Фадеева она аккуратно записала и мне вручила тетради, когда я приехал сдавать экзамены. Глубоких знаний по литературе при поступлении в инженерно-физический институт не требовалось, записи я прочитал, но знаниями не воспользовался. Но думаю, что само хождение на лекции по любимой литературе доставляло ей удовольствие. Среди молодежи она чувствовала себя студенткой, и разговоры о литературе возвращали ее в те далекие гимназические годы, когда она с блеском отвечала пройденные темы перед классом.

Ее вторым увлечением в эти годы стало коллекционирование открыток картин русских и советских художников. Она умудрялась после обязательных обходов больных, к некоторым приходилось подниматься на 5-6 этаж без лифта, зайти в магазин на улице Горького, напротив Моссовета, и приобрести что-то новое. За 10 лет коллекционирования у нее собралось около 10 тысяч открыток, она вела свою картотеку, и все, что она узнавала о каком-либо художнике, заносила в неё. При отсутствии в продаже книг с иллюстрациями картин её открытки были определенным сокровищем, и она берегла его и мечтала, что её внуки будут с удовольствием перебирать их и по ним познавать особенности этого великого искусства – живописи.