Бабушка Татьяна взяла детей и отправилась в Москву, купила трехкомнатную квартиру недорогую, в полуподвале, на окраине Москвы, за Садовым кольцом в Земледельческом переулке, рядом с Плющихой. Главным в жизни бабушка считала образование, и она старалась делать все возможное, чтобы ее дети учились в гимназии. В первые годы, пока не было работы, Татьяна Федоровна брала белье и стирала дома днями. Жили очень скромно, одевались опрятно, но в перешитое несколько раз. Мама завидовала подругам, которые ходили в красивых платьях. В гимназиях учились люди с достатком. Во время Первой мировой войны бабушка пошла работать медсестрой, одну комнату стали сдавать студенту. В праздники и каникулы друзья постояльца гурьбой заваливались в квартиру, начинались песни под гитару, приглашали хозяйских детей. Смех, шум в доме не замолкали до позднего вечера. Моя мама была очень симпатичной девушкой, а потом стала красивой женщиной. Студенты ухаживали за ней все и по очереди, а потом трое молодых ребят сделали ей предложение и согласились ждать до ее совершеннолетия. Февральскую революцию студенты встречали с восторгом. Они все представляли, что теперь жизнь будет стремительно меняться по европейскому пути, что они будут затребованы бурным развитием промышленности. Перед ними рисовались радужные картины счастливого и обеспеченного будущего, некоторые из них видели себя вместе с мамой в этом будущем. Когда сообщили об отречении царя Николая II, а затем его брата Михаила от престола, всё население независимо от классовой принадлежности, вероисповедования, образования, партийных позиций радовались как дети, включая и маминых ухажеров. Самодержавие пало. Люди кричали, обнимались, радуясь, целовались, подбрасывали в воздух шапки, ходили по улицам с красными флагами и пели «Интернационал». Для всех казалось, что наконец-то, столетняя мечта россиян сбылась, ненавистный царь свергнут, и впереди наступают светлые дни прогрессивного развития. И все говорили о Свободе, это слово стало магическим, оно завораживало и манило голубыми далями. Это был всенародный праздник, такой же, как для нашего поколения День Победы.
А потом началась Гражданская война. Студенты, милые юнкера, корнеты, поручики и кадеты полегли на российских полях, и уже в другой жизни страны никто из них не вернулся в Земледельческий переулок. В 1919 году, когда подходил Деникин к Москве, тифом заболела сестра Оля и умерла, затем слегла бабушка Татьяна, но ее выходила мама, и последней в тифозном бреду больше всех находилась мама. Когда она пришла в себя, уже был 1920 год. Годом позже она подала документы в медицинский институт, сдала блестяще экзамены, но ее не приняли по сословному признаку. Что скрывалось за этим признаком, мама не объяснила. Хотя догадаться можно: зажиточные крестьяне, белые офицеры, связь с духовенством, да и бабушка была не из бедного клана, если смогла купить квартиру в Москве.
Мама упорно подавала документы в медицинский, и ей упорно отказывали десять лет. Лишь только в 1932 году ей разрешили войти в храм медицинской науки, но не на терапевтическое отделение, как она хотела, а на психиатрическое. В 1937 году она стала врачом-психиатором и честно выполняла свой врачебный долг до конца своей жизни.
Дяди моей мамы, офицеры, рождения где-то 1861 –1865 годов, могли принимать участие в русско-японской войне, в Первой мировой войне, а когда началась Гражданская война, если они остались живы, им должно было быть около 53-57 лет, а детям их, двоюродным братьям моей мамы, должно было быть около 15-27 лет. В списках участников «Белого движения» приведены следующие имена:
Альбов Александр Карлович,
Альбов Александр Павлович,
Альбов Альфей Фомич,
Альбов Владимир Васильевич,
Альбов Сергей,
Альбова Мария Васильевна.
Клейменовых среди участников «Белого движения» - нет.
Вполне возможно, что Альфей Фомич был дядей нашей мамы, а Владимир Васильевич и Мария Васильевна – детьми Василия Фомича. В книге Деникина А.И. «История войн. Очерки смуты» том 1, глава «Крушение власти» упоминается поручик Альбов, им мог быть и наш дядя Леня:
«По окопам прошел поручик Альбов, командующий ротой. Он как-то неуверенно, просительно обращался к группам солдат:
“Товарищи, выходите скорей на работу. В три дня мы не вывели ни одного хода сообщений в передовую линию”.
Игравшие в карты даже не повернулись; кто-то вполголоса сказал «ладно». Читавший газету привстал и развязно доложил:
“Рота не хочет рыть, потому что это подготовка к наступлению, а комитет постановил...”.
“Послушайте, вы ни черта не понимаете, да и почему вы говорите за всю роту? Если даже ограничиться одной обороной, то ведь в случае тревоги мы пропадем: вся рота по одному ходу не успеет выйти в первую линию”.
Сказал и, махнув рукой, прошел дальше. Безнадежно. Каждый раз, когда он пытается говорить с ними подолгу и задушевно — они слушают внимательно, любят с ним беседовать, и вообще, своя рота относится к нему по-своему хорошо. Но он чувствует, что между ним и ими стала какая-то глухая стена, о которую разбиваются все его добрые порывы».
Дяде Лене в 1917 году было уже двадцать лет, в Первую мировую войну он был призван в армию, у мамы в альбоме есть маленькая его фотография в форме младшего офицера царской армии с подписью Альбов. Однозначно можно сказать, что мужчины Альбовы сражались на стороне Белой гвардии, а Клейменовы - в Красной Армии. Альбовы и Клейменовы находились по разные стороны баррикад. Революция все перемешала, все взбаламутила, поднялась и взвесь и смесь, и выбросила наверх разное что-то, которое до Революции никто не замечал. И если бы кому-то сказали еще в начале семнадцатого, что эти выплывшие из небытия карлики будут властвовать, он бы долго гомерически хохотал, считая побасенку лучшим анекдотом.
А в 1928 году встретились Мария Альбова и Николай Клейменов и пошли вместе, и так шли всю свою жизнь рядом.
А не будь Революции, они никогда бы не встретились, как люди разных сословий, разного уровня воспитания, разного восприятия жизни. Папа был благодарен Революции, а мама молчала. А мы с братом и все последующие за нами поколения должны быть благодарны Революции, не было бы нас без нее.