16-го Сентября утром я оставил Баку с сожалением и опять покатил на тележке вдаль, вдаль...
Дорога .... впрочем, я еду совсем без дороги, просто по берегу морскому: грустная картина безжизненной почвы, от которой белым, утомительным светом отпрыгивают солнечные лучи, наводит на душу тоску; ямщик молчит, лошади бегут однообразной рысью, растительности никакой, если сухую траву не считать растением, направо возвышаются холмы, налево шумит Каспий ...
Скучная дорога!
В сорока верстах от Баку я остановился ночевать в караван-сарае, называемом Сенгаджаль: это единственное место, где находится пресная вода на этом тракту. Конечно, мне самому никогда не пришло бы в голову останавливаться здесь, но лошади устали, ямщик хотел спать, и я должен был покориться общему желанию и животных и возницы.
Сенгаджаль обыкновенный караван-сарай, немного лучше, чем караван-сараи между Кубой и Баку, и немного хуже, чем персидские караван-сараи: двор обведен конурами, а над входом находится неизбежное "баля-ханэ" с тремя разрушающимися комнатами. На камне справа от входа значится по-арабски, что это постройка Халиль Уллы: вероятно и другие караван-сараи между Баку, Шамахой и Сальяном выстроены этим же Ширван-шахом, и поэтому едва ли не напрасно приписывают их Шаху Аббасу I.
Мне не хотелось провести опасную восточную ночь под открытым небом, и я отправился в баля-ханэ. При входе моем многочисленные обитатели этого края -- ящерицы и змеи скрылись с свистом в расщелины. Пополам со страхом я улегся на каменном полу, и тревожимый подозрением, что кроме змей и ящериц могут водиться в караван-сарае и скорпионы, долго не мог заснуть. Шум неугомонного соседа -- Каспия и усталость наконец усыпили меня, но едва начал грезиться мне первый сон, как верный слуга мой Карапет явился с известием, что лошади выкормлены, и что осталось только сесть и ехать.
Я подивился неусыпности Карапета, сел и поехал. Это было ровно в час по полуночи.
Море сердито волновалось; с грохотом разбивались валы о каменистый мыс Сенгамиль, выдающийся далеко в море около Сенгаджаля. В Баку мне говорили, что на Сенгамиле находятся древние арабские надписи разных собственных имен: судьба не привела мне видеть эти надписи, может быть и потому, что я не верю в их существование.
Тележка опять потянулась вдоль морского берега, который состоит здесь из известкового плитняка и глины, а по закраинам моря устлан наносным песком. Местами по невысокому берегу возвышаются бугры, из которых иногда бьют ключи горько-соляной воды "рапы" и обнаруживаются прожилки нефти. Такое же образование имеют и побережные острова. Местами заметны псевдо-вулканы, и кроме того встретилось место с огромными камнями, раскиданными по скату гор и по полю вправо от дороги.
В шестнадцати верстах от Сальяна я остановился отдохнуть на Казачьем посту: на всем пространстве от Сенгаджаля здесь находится единственная лужа пресной воды, и то мутной.
С этого места дорога уже не так пустынна и мне часто встречались арбы с проезжими туземцами.
Вечером я прибыл благополучно в шестую главу -- в Сальян.
Свободное копирование
