Было уже поздно, почти полночь, и поэтому ученые исследования приходилось отложить до рассвета. В ожидании интересной беседы с огненными мудрецами, надобно провести ночь, как возможно приятнее, поближе к священному огню: нет ничего лучше, как ночевать в самом здании, где помещаются Индусы. Это чисто персидский караван-сарай; если вы никогда не видали подобного рода зданий, то, при виде жилища здешних Индусов, конечно, воображение ваше долго будет страдать над разрешением вопроса: какой архитектуре принадлежит эта постройка? Подобно всем персидским караван-сараям, обиталище Индусов состоит из двора, обведенного со всех сторон рядом небольших комнат, двери которых обращены на двор, и снаружи здания представляются одни голые стены. Окна в постройках такого рода считаются совершенно неприличною роскошью. Вход на двор в караван-сараях, как и здесь, один, посредине которой-нибудь стороны: над входом строится еще этаж и называют это "баля-ханэ" верх дома.
Больших усилий стояло мне отвлечь от размышлений которого-нибудь из мудрецов, чтоб попасть внутрь строения на ночлег. Наконец какой-то старец, окутанный в одеяло, молчаливо отпер мне ворота, погрелся немного у священного огня и вскоре скрылся. Не желая никого беспокоить запоздалым любопытством, я отправился прямо в башню или баля-ханэ над входом, в маленькие комнаты, предназначенные для любознательных путешественников, и для этой цели снабженные окнами с европейскою прихотью -- рамами без стекол. Помещение довольно приятное и удобное: прямо перед глазами находится двор караван-сарая с кельями и неугасимые огни. Вихрь, постоянно господствующий около огней, с страшным шумом летает вокруг баля-ханэ и грозит раскидать все здание по камню, как будто самая яростная осенняя буря стучит за окном. Этот ураган и живописная игра огней заставили меня бодрствовать далеко за полночь. Уже сон начал смыкать глаза мои, как вдруг грозное видение на дворе вывело меня из дремоты; дверь одной из келий отворилась, и высокое, сухое, уродливое привидение, похожее на мертвеца, медленно подошло к одному из священных огней, присело на корточки и стало греться. Всего неприятнее было то, что это живое создание прогуливалось совершенно без платья: иссохшие формы являлись во всей своей отвратительности. Долго я смотрел на этого мудреца, может быть непрерывным созерцанием дошедшего до начала начал; наконец, утомленный, я склонился на скамье и проснулся уже на другой день. Первый взгляд на двор, но привидение исчезло: кругом пусто и двери келий затворены.
Я спустился вниз и приступил к обозрению здания.
Индусское обиталище составляет правильный пятиугольник, к высоким стенам которого примыкают кельи: вышина стен до 3 сажен, а окружность всего здания до семидесяти сажен. Во времена Гмелина существовали здесь отдельные кельи, и все здание построено в новейшее время по образцу караван-сараев; над воротами входа с наружной стороны находится розетта, а по бокам ее два льва, все три фигуры грубой работы, вольное подражание шамахинским воротам в Баку, над которыми находятся грубые изображения бычачьей головы и двух розетт, а по сторонам фигуры двух львов, что в свою очередь составляет вольное подражание Ирану. Баля-ханэ или башня над воротами караван-сарая имеет немножко затейливую архитектуру: нельзя же было поставить подле удивительных огней обыкновенное строение. По средине внутреннего двора стоит четвероугольная молельня с открытыми со всех сторон входами, а по углам ее выведены трубы, из которых вьются неугасимые огни. Кроме того в самой молельне висит колокольчик для богослужения, которое едва ли когда-нибудь совершается, и течет, по-видимому, самая священная струя, потому что при зажжении ее Индусы звонят в колокольчик. Архитектура молельни довольно проста: верх накрыт небольшим безобразным куполом, у которого стоит трезубец; над входом в часовню, противоположным баля-ханэ, находится санскритская надпись, извещающая тех, которые умеют читать эту мудреную грамоту, что здание построено в 1866 индусской эры или в 1810 году по нашему: к этому же времени должно отнести постройку всего здания. Близь молельни вырыта яма, величиною в квадратную сажень, а глубиною в полсажени, покрытая толстым камнем и содержимая всегда в чистоте для священного обряда: на камень Индусы кладут своих покойников и сожигают неугасимым огнем. Кроме молельни на дворе сложено пять возвышенностей для огней, а для продовольствия обитателей устроен колодец с водой; кругом двора идут кельи числом до двадцати. Над дверьми каждой находится по санскритской надписи, дурное начертание которых заставило меня отказаться от копирования их, а над входом одной видно изуродованное персидское имя с 1158 (1745) годом: это указание дает повод думать, что прежние кельи Индусов вошли при стройке в корпус нового жилища. Бедное засохшее деревцо, символ жизни индейских отшельников, прозябает одиноко в уголку двора.
Свободное копирование
