12 августа, не знаю в котором часу утра, я оставил Дербенд.
Дорога по выезде из города вьется сначала между садов, но потом выходит на чистое место, и по-прежнему справа горы, слева море, а спереди ямщик, но к ямщику прибавился Карапет, так что я ничего, кроме этих седоков, не вижу. И лучше: дорога что-то начинает мне казаться однообразною. Для оживления путевого журнала можно заметить, что в 5 верстах от Дербенда с этой стороны существует, не знаю только где, армянская церковь, в которой почиют мощи одного армянского святого, чествуемого приходящими на поклонение Армянами.
Но главное разнообразие в пути от Дербенда к Кубе представляют переправы через быстрые и сердитые горные потоки: во время житья моего в Дербенде часто перепадали дожди, и горные потоки понадулись. На первый раз попалась небольшая речка Гюргень. Впрочем, через Гюргень я переехал без особых оказий; даже Карапет не обратил на нее никакого внимания. Между Гюргенем и Дербендом впадает в Каспийское море около деревни Аглаби небольшая река Рубас: около нее начинается к югу дубовый лес, особенно обильный около Самура.
На дербендско-кулларской станции смотритель, вероятно напитанный филантропическими идеями, заметил с обидным для меня соболезнованием:
-- Как-то вы переправитесь через Самур ?
-- Очень просто: на ваших лошадях.
-- Да ведь все дожди было.
-- Что ж такое ? Переехал Гюргень, перееду и Самур.
-- Ну, Самур-то не что-нибудь.
-- Да ведь и я не кто-нибудь.
Смотритель взглянул на меня вопросительно.
-- По подорожной значится, что вы ...
-- В подорожной значится, что я такого-то чину, а звания не прописано.
-- Осмелюсь спросить ....
-- Путешественник по Востоку.
Озадаченный смотритель вышел к жене посоветоваться на счет такого небывалого проезжающего, а я сел в тележку и поскакал.
Дорога мало по малу отходит от моря, для того, чтоб захватить Самур выше, в удобном для переправы разделении реки на рукава; горы здесь удаляются от моря верст на сорок. Но вот наконец раздается в воздухе рев Самура, слышимый на далекое расстояние.
Когда я подъехал к берегу, в этом месте невысокому, меня взяла ужасная досада на смотрителя: какая тут может быть опасность? Огромный вид раскрывался передо мной: многочисленные рукава Самура катились по каменистому руслу, разделяемые островками из мелких камней; нигде не было заметно особенной глубины, хотя всюду течение было убийственно-быстро; полуиссохшие деревца качались от ветра на островках и на берегах Самура; вся картина пестрела каймами то воды, то разнофигурных каменьев и камешков.
Решительно ничего страшного!
Но когда моя тележка выбралась на середину первого рукава, когда лошади храпя и фыркая чуть двигались, рассекая острым углом течение, когда напор воды, уже покрывшей передние колеса, начал тянуть тележку вниз по реке, -- я не много призадумался; верховой проводник тянулся на горской лошаденке впереди меня и указывал путь почтовой тройке, которую ямщик беспрестанно ободрял. Я взглянул в реку и ухватился обеими руками за края тележки: водяная рябь прыгала у меня в глазах, голыши-валуны сверкали, катясь за струями и пеной реки, светлое дно искрилось разноцветными камнями. Мне казалось, что и я, и лошади, и берега бежим куда-то с непостижимой быстротой, а вода стоит неподвижно !
Тогда я понял опасность: Самур переполненный дождями, бесился и прыгал как тигренок, кидал по сторонам или уносил в море огромные камни и рад был случаю поиграть новой забавой -- тележкой и конями. Стоило одной лошади оступиться -- а это на дне, составленном из круглых и беспрерывно движущихся камней, очень легко -- и падением своим она увлекла бы других лошадей, за ними, разумеется, перевернулась бы тележка, и яростный Самур покатил бы и людей и лошадей и экипаж по каменному и зазубристому дну своему: не более, как через четверть часа, в Каспийском море плавали бы кровавые члены жертв, разорванных в куски на острых камнях лютого Самура! Во всем этом нет ни капли лжи.
Брызги летели от колес и обдавали холодом; Карапет уцепился крепко за козла и сидел зажмуря глаза; у меня начинала кружиться голова, но вот кони рванулись и с храпом выбрались на остров. Ямщик дал им вздохнуть и пустил в другой рукав Самура. Та же адская быстрина, но уже не та глубина, и лошади идут бодрее, Карапет смотрит веселей, а мне, по-прежнему, Самур кажется ничтожным ручейком.
Вот наконец кони выбрались на материк, и я почти сожалел, что с нами не случилось никакого приключения, что я не был так счастлив на Самуре, как П. Заблоцкий, которого зимой буйволы опрокинули в воду, который едва выбрался на берег, у которого даже чемоданы плыли три версты по течению. Такое счастье! Нет! мне не удалось познакомиться поближе с Самуром и попробовать на его быстрине свое искусство в плавании, мне решительно нечего рассказывать, кроме описания самого Самура.
Самур, называемый у туземцев неправильно "Самбур-чай", Соболь-река, выходит с южной стороны горы Гудур, течет сначала на ю. в. через владения Элисунские, а потом поворачивает к с. в. по Самурскому округу, Кюринскому владению, и многими рукавами впадает в море. Довольно крутая покатость гор делает Самур быстрым во всякое время, но кто видел эту реку зимой, тот не узнает ее в период таяния снегов на горах или падения проливных дождей: тогда Самур надувается, покрывает островки, находящиеся между рукавами, и с грохотом катит по своему руслу огромные камни и целые деревья, тогда не отваживаются на переправу через него и артиллерийские фургоны, ниспровергаемые быстрым течением.
Для переезда через Самур известны два места: между Кулларами, где переправился сейчас "путешественник по Востоку", и у деревни Зефур. Первая переправа считается хорошей потому, что здесь Самур разделяется на много рукавов и теряет свою глубину и свирепость; вторая переправа считается хорошей потому, что жители очень искусны и бесстрашны в отыскивании безопасных бродов: следовательно обе переправы хороши! На всякий случай рекомендую будущим путешественникам первую переправу, как лично мной испытанную и к "употреблению одобренную", и притом советую переправляться или рано утром или поздно вечером, когда с гор бежит менее воды.
На берегах Самура не раз происходили битвы: между прочим Персияне потерпели здесь поражение от Турок и Крымцев в 1579 году.
Едва я успел опомниться от переправы через Самур, как перед мной шумела и прыгала другая речка Елама, не так большая, как Самур, но не менее сердитая. Эта переправа меня уже не изумила: с одного сильного приема я привык к горным рекам. Притом же по справке оказалось, что Елама не речка, а просто отдельный рукав Самура.