Дневник Иосифа Ильина - 416

4 октября. Проскуров

Сижу в дрянном номере дрянной гостиницы. Грязь ужасающая, масса евреев. Объезжаю штабы, лазареты, госпиталя, собираю подписи под списком; настроения разные — большинство боятся или стараются отмахнуться — храбрее всех сестры. Один полковник, юрист, с которым я долго беседовал, очень интересный и умный человек, сказал мне:

— Скверный народ — поверьте мне. Никакие партии, никакие списки не помогут, и советую вам бросить это дело, да кстати и не рисковать. Русский народ лучше всех понял Достоевский. Перечтите «Бесы», советую. С одной стороны, мы впитали в себя поколениями, начиная с татарского ига, рабские черты характера, татарскую хитрость, азиатскую лукавость, с другой — наша огромность создала из нас исключительно несплоченную нацию. Наши князья «собиратели», — он сказал это презрительно, — ездили в орду, ползали на брюхе, целовали сапоги ханов, а потом, получив ярлык, обманывали и обжуливали этих ханов. Больше: предавали в руки ханов своих соперников и во главе татар, которых посылал хан, шли воевать своих же братьев, дядей, племянников, разоряя дотла руками «поганых» города, села и княжества.

Ни чувства собственного достоинства, ни национальной гордости у нас никогда не было. А посмотрите на деревню, посмотрите, как русские парни относятся к родителям: в пьяном виде, с гармошкой гуляют по улице села и поют: «Милые родители, не хотите ли?» Послушайте! Разве это народ? Вот сейчас, когда этого зверя выпустили на свободу, все эти кадеты, эсеры и пр., что мы видим? Так ведь истинная психология и выпирает: «мы пскапские, домой хотим, чаво нам воевать, наша губерния далеко»! Имейте в виду, что это всегда было во всю историю России. Найдется железная рука, схватит за шиворот, тряхнет так, что язык откусит, и полезут куда угодно, будут дохнуть с голоду, пухнуть, а лезть, создавать, шириться. Так взял железной хваткой Петр. Он не стеснялся. Он наткнулся на чисто тоже азиатскую черту русских — глухое, упорное, молчаливое сопротивление, но с Петром не поговоришь, на это сопротивление ответил кнутом и дыбой. Флот строил на крови в буквальном смысле, десятки тысяч гибли в болотах севера, прорубая дороги к морю, гнал на татар, на турок, на шведов — и шли, дохли, а шли, и брали. Посмотрите еще дальше назад — Иоанн Грозный — ведь он резал и жег направо и налево, голов не жалел, и что бы вы думали? Ведь в этом прозвище, данном ему — Грозный, — звучит не столько ненависти или злобы, сколько уважения и почтительного страха. А вспомните хваленую Екатерину, эту кокотку на троне (он сказал хуже), что делала она? Ведь ее заслуга была только в том, что около нее были еще вышколенные Петром русские, еще рука Петра давила, еще жило поколение, воспитанное его традициями. Немка на престоле разоряла монастыри, закрывала церкви, сдавала Синод пьяным бригадирам, безбожникам и атеистам — и народ молчал! Ошибка Петра заключалась в том, что он сломал нашу естественную историю и вывел к Европе, отравил Европой наших бар, сделал их интернациональными — это они первые выучились космополитизму, не имея за собой ни прочной истории, ни здорового развития в отечественных условиях; двухсотлетний период Императоров — русская интеллигенция, дворянство, правящий класс вынашивают в себе не патриотов-правителей и истинных служителей отечеству, а европеизированных бар, которые прежде всего усваивают дурацкие идеи разных Руссо, Вольтеров и пр. Я не хочу сказать, что они, эти Руссо и пр., глупцы, но они были иностранцы, и нечего было их мысли красть и применять к нам, а мы их применяли и научились у них только вредному, а не полезному. Как только власть, мозг страны, встала на этот путь западных идей, разбавленных русской сентиментальной мягкотелостью, распустили вожжи, и пошло! Началось систематическое убийство царей. Ведь Царя-Освободителя затравили, как зайца, ежедневными, ежечасными покушениями, пока, наконец, не ухлопали. И сейчас — видели власть? О Керенском я не говорю — хороши министры, хорошо правительство, где такой гусь, такое ничтожество, такая карикатура, такой шут мог не только разговаривать, но и править, стать военным и морским министром в минуту величайшего военного напряжения, когда на Западе сидят Гинденбурги, Фоши, Ллойд Джорджи — люди огромного государственного опыта, — достигнуть вершин власти и стать «Верховным главнокомандующим» — ведь это же анекдот, капитан! Понимаете, анекдот?!! И при чем тут это ничтожество, вы мне скажите? Ведь то, что он сел, — характеризует тех, по спинам которых он взошел, и вот вам лучший пример Временного правительства: кн. Львов, земец, Милюков, говорят, чудеснейший человек, Шингарев и пр., ведь это же пришли к власти после «гнета кровавого царизма» лучшие люди страны, прекраснодушные и высоченного культурного и умственного уровня, и что же?! Они только русские интеллигенты! Им спорить, говорить прекрасные слова, весь мир бы любить, а Россия по их понятиям прямо зеленеющая полянка с березками кудрявыми, с хороводом нарядных девок и барашками с ленточками вокруг кудрявой шейки... Вот вам и показали, что это за хоровод и что это за барашки!!

Всякая революция имеет лицо и все черты нации, которая ее делает, и наша революция — русская, и никакая другая...

— Ну и что же, полковник, делать, как же быть?! Неужели все пропало?!

— Отчего пропало! Для нас с вами, конечно. Надо складывать чемоданы и удирать, куда глаза глядят. Вот слыхали, пятая армия вся идет и по дороге громит винные склады, церкви, убивает и бесчинствует. Пойдут все так! Будьте покойны, русская религиозность — анекдот, выдумка наших интеллигентов да мягкотелых сентименталистов — никогда русский не был религиозным; загаживают алтари, иконы, громят церкви. Наша истинная религиозность выращивалась в скитах, да у отшельников — это статья другая, в широкой же массе был казенный поп, который сам не верил ни в черта, ни в кочергу, да официальная церковь...

— Ну и...

— Ну и придут большевички! Их поставят немцы, вот увидите, и пропишут такую ижицу, что чертям тошно будет! В первую голову нас с вами начнут уничтожать, чтобы выколотить мысль всякую, а потом и скрутят, а скрутят — и народец пойдет куда угодно и будут с ним делать что угодно — на Европу — полезут и на Европу!

— Ну и что же, России не будет, что ли?!

— Отчего не будет! Кончится по Достоевскому, помните?

— А что же будет с Россией?

— С Россией? А она, как раскаявшийся юродивый, «сядет у ног Христа», кажется так, или, во всяком случае, что-то вроде. «Бесы» чем гениальны? Там же все персонажи указаны! Ленин — это Ставрогин, Петр Степанович — вглядитесь только — это же наша интеллигенция: кадеты, которые продавали землю, собирая чемоданы, чтобы ехать в первую Думу объявлять, что землю надо отдать крестьянам; молодой Верховенский — это Бронштейн-Троцкий: нагадить! Так нагадить, побольше нагадить, чтобы миру стало тошно! А Шатов — наше офицерство, которое с красными бантами пошло признавать Временное правительство и вмиг предало своего монарха?! А Кириллов? Это ли не наши студенты в косоворотках — все ищущие правды в мировом, планетарном масштабе...

Мне было грустно. Мы сидели за столом, в деревянном домике, горела тускло свеча. Было страшно от слов моего собеседника. И чувствовалось, что много в его убежденных словах правды, горькой, обидной правды... С тяжелым сердцем лег спать. Полковник устроил мне на походной кровати постель. Мы долго еще с ним говорили, потушив свечу; он меня все убеждал, что никакого Учредительного собрания не будет и что напрасно я трачу время и ввязываюсь в это дело...