2 августа
Приезжал какой-то агитатор эсер с женщиной. Обоим Чистяков разрешил устроить в школе митинг и произнести речь. В пять часов на плацу собралась вся школа, а посередине устроили трибуну — попросту поставили стол с приставленной лесенкой. Тип взобрался вместе с женщиной на стол и начал говорить речь, в которой сказал, что он просидел десять лет в Сибири, испытал на себе весь гнет царского режима, и теперь, когда страна освободилась от вековой тирании, он и его товарищи и вся его партия призваны строить новую свободную Россию.
— Голосование, выборы в общественные самоуправления и организации показали, что единственной действенной партией, которая пользуется доверием и поддержкой всей страны, являются эсеры. Только они дадут крестьянам землю в полное и нераздельное пользование, только они одни стране принесут истинную свободу. Поэтому и вы помните это, особенно при выборах в Учредительное собрание, — говорил тип с каторги.
Юнкера слушали внимательно и с явной симпатией. Даже все вестовые собрания и солдаты школы, с писарями, пришли. Офицеров почти не было, стояли Зимин, Ушаков, который подсмеивался, Евстратов, Зарембо, Платхин. Ушаков меня шепотом подзуживал:
— Скажи ты, ответь ему, скажи!..
Я взобрался на стол и сказал, что хочу ответить. Никто не возражал, но тип сказал:
— Но по правилам последнее слово принадлежит мне, а потому закончу митинг я.
Раздались несколько криков «Правильно!..» Я согласился и сказал:
— Вот что, юнкера. Ни я, ни вы — никто — не знаем человека, который приехал говорить с нами, но мы знаем то, что он сказал, то есть что он десять лет находился в ссылке. Допустим, что он пострадал за убеждения, и допустим, что он искренний и хороший человек, желающий добра России и вам, но разрешите мне вам сказать, что он потому-то России и не знает, не знает ее жизни, потому что десять лет жил изолированный. Он, может быть, хороший теоретик, но жизнь была от него далеко. Чтобы править и властвовать, надо быть подготовленным к власти, а с ветру и с каторги нельзя приходить к этой власти и начинать править огромной страной. То, что сейчас везде проходят эсеры, показывает не то, что народ на их стороне, а то, что у нас революция и, как всегда, в революцию первое время торжествуют крайние течения. Это просто революционная волна, маятник, который качнулся влево, как потом, поверьте, он качнется вправо. И чем левее будет уклон теперь, тем правее потом. Гг эсеры приветствовали Ленина, человека, который на германские деньги только что организовывал восстание и который приехал в запломбированных вагонах из вражеской страны, — может ли такая партия пользоваться доверием! Гг. эсеры обещают всю землю народу и призывают эту землю брать захватным порядком — я это только что видел, так как был в деревне. Имейте в виду, что никогда насилие и захват не дадут благих результатов. Перед нами пример французской революции, и если вы не знаете, то я вам скажу, что там так же страна катилась влево, в результате чего день и ночь работала гильотина и Франция была залита кровью, и если вы пойдете за эсерами, то будет не мир без аннексий и контрибуций, а тоже кровь и новая война. Эсеры теоретики, которые ничего не видели и только и делали, что устраивали заговоры. Это им мы обязаны и прорывом на фронте, и приказом номер первый, и начавшейся анархией, и развалом на фронте. Вы готовитесь стать офицерами, и потому я вам это и говорю — вы сами убедитесь на своей спине, что значат все эти лозунги и красивые слова. Я понимаю, что все устали от войны, знаю, что вы ее не хотите — согласен, но для этого разве надо поднимать грабеж и насилия в собственной стране — мир достигается не этими путями! А партия законности и порядка, в которой собрались лучшие и культурнейшие люди страны, образованные и умные, у нас есть — это партия кадетов — за нее мы и должны подавать голоса и за нее держаться, ибо она сможет вывести страну и к миру и к благополучию.
Несколько юнкеров мне захлопали, захлопали и Зимин, Ушаков и Зарембо, но в общем сочувствия не было. Тип снова заговорил — он был, видимо, сильно задет:
— Прежде всего о Ленине, — начал он. — Ленин не кто-нибудь, а известный русский ум, писатель, борец за русскую свободу — его труды знает заграница, и человек этот вовсе не изменник. А затем, пример французской революции неверен потому, что там власть в конце концов оказалась в руках крайней партии во главе с Робеспьером, у нас же вы видите, что огромное большинство страны идут за нами — партией эсеров, а не за большевиками, которые действительно могут назваться теоретиками, далеко ушедшими от жизни, почему они не имеют и не будут иметь успеха!
Туг начались бурные аплодисменты и крики: «Правильно! Правильно!..»
Возражать было бесполезно, хотя хотелось сказать еще многое, и нельзя было, потому что тип и его компаньонка торжественно спустились и, провожаемые юнкерами, пошли к ожидавшему их извозчику.
Потом мы собрались у Полонского. Пришел и прапорщик Иванов. Весть о моем выступлении уже разнеслась, и Полонский меня встретил словами:
— Молодец! Хорошо вы его отделали!..
Я сказал, что напрасно разрешают этим господам говорить, на что он ответил, что ничего не может сделать, так как это распоряжение Чистякова.
Тут же решили, по предложению Иванова, собраться всем офицерам и обсудить поведение Чистякова, который просто разваливает школу. Полонский согласился с нами.
Свободное копирование
