3 мая. Врангелевка
Весь день обсуждали на разные лады требования юнкеров. Смолянинов говорит, что он сумеет повлиять на школьный комитет и что, возможно, они свои требования возьмут обратно. В пять часов было общее собрание офицеров и снова обсуждали положение. Споры и ругань. Останькович бегал между группами и все просил его защитить. Ососов держит себя хорошо, Полонский заявил, что он сдаст школу тогда, когда будет приказ, и никаким самочинным распоряжениям подчиняться не станет.
Экзамены отменены совсем. Юнкера целыми вечерами и даже ночами шляются по городу и возвращаются, иной раз, в семь-восемь часов утра! Руководят ими, несомненно, провокаторы и подонки из их же среды, при попустительстве Пшеничниковых и Хазовых.
Воспитание армейской пехотной среды сказалось: большинство офицеров, особенно старых, ведут себя униженно, дрянно, трусливо. Нет никакой сплоченности. Каждый боится за свою шкуру. А потом и полная некультурность и непонимание. Почти никто толком ни в чем не разбирается. Составилась небольшая группа, которая решила во всяком случае не играть жалкую роль и сколь возможно не плясать под дудочку юнкеров и Пшеничникова с Хазовым. Ососов, капитан Зарем-бо-Рацевич, офицер л[ейб]-г[вардии] Литовского полка, сын генерала-ополченца, штабс-капитан Зимин, капитан Макаров, офицер л[ейб]-г[вардии] Финляндского полка, Сергей Ушаков, Смолянинов — хотя он немного хитрит, к чему обязывает его пребывание в совете, прапорщик Иванов, я. Полонский, разумеется, всецело с нами, но не может, конечно, показать этого явно, потому что положение начальника школы заставляет его держаться нейтрально. Останькович и с нами и не с нами. Много таких, как Останькович, и рады бы с нами, да боятся, но в общем примкнут туда, чья возьмет, а возьмет в конце концов, несомненно, та сторона, потому что все идет к анархии и ее мы не избежим.