23 января. Петроград
Читали новое мятлевское стихотворение «Царь поехал из Царского в Ставку» Говорят, что все дела решает Государыня и что она положительно какой-то диктатор. Государь всецело под ее влиянием и не делает ни одного распоряжения без ее согласия и ни одного назначения. Оказывается, что смерть Распутина ровно ничего не изменила, и, очевидно, дело тут не в одном Распутине.
Сегодня Дима снимал нас во всех видах: меня с Наталочкой, потом ее с Владимиром Павловичем. Читал ей сказки все про «Колобок» и затем «Красную Шапочку», Татка все время перебивает и спрашивает задумчиво: «А почему?»
Днем все ушли, сестра в госпиталь, Дима по делам — он, между прочим, освобожден и будет, вероятно, на заводе, Катя поехала что-то покупать, а я остался один. «Няня Паша» стирала белье. Пока мы читали, раздался звонок и пришел Аничков с ответным визитом. Сидели втроем, он, я и Тата, которая присмирела и в конце концов задремала, забавно клюя носиком.
Говорили о Симбирске, вспоминали далекие, милые времена, уделы, Бланка. Когда он ушел, мне стало грустно. Захотелось увидеть отца, захотелось тишины и домашнего покоя. Здесь все что-то не то, нависло что-то странное, да и с Ольгой Александровной я никак не схожусь. Не могу понять ее холодного ко всему безразличия, никогда ни во что не вмешивается, от всего всегда в стороне, ни о чем с ней не заговоришь. А если говорит сама, так так и чувствуешь, что говорит абстрактно, для того чтобы только говорить и чтобы ее слушали и восхищались, как это она все знает и понимает. Мне кажется, что в ней вообще не живет никаких чувств и она положительно не знает, что такое простое волнение сердца...
Свободное копирование
