16 декабря. Врангелевка
Приехал генерал Раттель, помощник генерала Духонина. Раттель служил в одном полку Варшавской гвардии с Духониным. Раттель производит впечатление хитрого, умного человека. Он мало говорит и почти не делает замечаний.
Говорят, что после выпуска нас переводят в Черновицы, куда переходит и штаб фронта.
Вечером ужинал у капитана Пшеничникова. Капитан Пшеничников — ротный командир, в мирное время служил в Крыму в стрелковом Его Вел. полку, который часто охранял Государя. Пшеничников очень способный художник, и по личному распоряжению Государя был командирован в Академию художеств на казенный счет, но не успел кончить, так как началась война. На войне он пробыл недолго и попал в школу. С комиссией приехал полковник — его однополчанин, и вот Пшеничников устроил ужин.
За этим ужином вышла целая история — совершенно неожиданно разгорелся спор. После закуски, разумеется, заговорили о политике. Полковник, а за ним и Пшеничников и его жена Ольга Ивановна говорили, что всему виной Дума и что ее надо попросту разогнать и Государь должен управлять один. На это я стал возражать, сказав, что наши неудачи — отсутствие снаряжения, патронов, снарядов и вообще всего — результат безответственных правительств, и что нельзя стоять на месте и народное представительство необходимо, иначе ничего не выйдет.
На это Пшеничников восторженным голосом воскликнул:
— Власть Государя должна быть неограниченна, и только он один должен править, и мы с полковником верно служили Царю, будем верно служить и никогда не снимем вензеля его величества.
Ольга зааплодировала, другие тоже, а полковник, обращаясь ко мне, заявил:
—Я удивляюсь, капитан, что вы носите погоны при таких взглядах.
Я разозлился и ответил, что ношу по необходимости, потому что не могу не носить, но что с удовольствием могу и не носить, если разрешат. Ольга Ивановна, видя, что спор становится неприятным, поспешила замять вязкий разговор, но настроение было уже испорчено, и я вскоре ушел.