12 февраля. Лиско
Утром выступаю дальше. Получил для нижних чинов винтовки и патроны. Грязь сказочная — перейти улицу целое происшествие. Одна женщина пыталась перейти при мне улицу, пыталась несколько раз, да так ничего и не вышло. Конный, если едет по улице, надо немедленно бежать, потому что всего обдаст с ног до головы. Грязь жидкая, точно кисель. Весь путь, сделанный через Бржошов, Стришев, Санок и Лиско, представляет собой картину полнейшего разрушения. Вот она, война, вот где яркая, полная картина войны! Вот где ужасное, смрадное, отчаянно-уродливое, дико-жестокое лицо войны. Одичавшие псы с кровавыми мордами, жрущие зловонное разлагающееся мясо и при приближении только отбегающие на десяток шагов и злобно глядящие — когда можно опять подбежать и жрать труп...
Места, где кипит жизнь, теперь пусты, и лишь кое-где остались евреи со своими длинными пейсами и в лапсердаках, чтобы торговать. Здесь, в Лиско, тоже все дома сожжены, окна выбиты, двери пошли на растопку. Один галицийский еврей с длинными-предлинными пейсами торгует, и очень бойко, хлебом, табаком, спичками и всякой мелочью, продает недорого.
Один предприимчивый казак, донец, бодрый и свежий старик, открыл торговлю консервами, маринадами и даже кетовой икрой. Берет не очень дорого и торгует бойко.
Сейчас мимо моего окна холодного полуразрушенного домика, где я остановился, рысью проехал казак, обдавая каскадами грязи стены домов. У него под правой рукой было что-то квадратное, красное, я даже выскочил на крыльцо — так заинтересовался. Оказывается, стащил мягкое сидение кресла с бархатной обивкой. И к чему ему это? Удивительные грабители эти казаки.
Все, что уцелело, пытаются оберегать; есть полиция и стража и т.д., но движение войск так велико, грязь так ужасна, что уследить нет никакой возможности.
Комендант мне возмущенно рассказывал, что он подает рапорт на подпоручика Казанского, командира 772-го транспорта, потому что он в отведенной ему квартире напился пьян, наскандалил, обидел семью, у которой остановился, и в довершение всего увез какой-то тюфяк. Этот Казанский из запаса, имеет, кажется, имения в нескольких местах, женат и поразил меня с самого начала неразвитостью и тупостью. Я вчера в девять часов, как только пришел, зашел к нему. Застал его в полупьяном виде, в загаженной, видимо им самим, комнате, окруженного унтер-офицерами, которым он объяснял, что мы все пропали, что нас привели на съедение австрийцам и т.д., и потому он выступает в двенадцать часов ночи.
Написал домой письма. Очень грустно без вестей, газет.
Везут раненых с позиций, везут снаряды туда — вот все, что мы знаем. Что-то болтают про Румынию, будто она собирается выступить против нас, да, наверно, это утка...
Свободное копирование
