10 декабря. Люблин
Вчера приехал в Люблин принимать транспорт. Утром получил свои бумаги, хотел тотчас же отправиться, но задержался, так как встретил неожиданно Ваню. Третьего дня наконец-то увидел Мишин поезд —151. Разумеется, провел у Миши и Вани весь вечер, ужинал у них, осматривал поезд. Оказывается, действительно, у них влюбленная атмосфера. Миша открыто живет со старшей сестрой милосердия, которая была замужем, но с мужем разошлась еще до войны, кажется. Высокая, с орлиным носом, очень эффектная и, пожалуй, интересная женщина. Миша меня познакомил с ней и сказал, что это его невеста.
На несколько лет старше Миши, да и потом вообще, что это за манера в санитарных поездах разводить все эти романы и флирты! Милый, слабохарактерный Ванечка только посмеивается, но, конечно, ни на что влияния не имеет.
А вчера перед отъездом смотрю — на вокзале Ваня. Я удивился:
— Ты что? Опять поезд пришел ваш?! — спросил я.
— Нет, я везу больного, — ответил он. Я еще больше поразился:
— Как так везешь больного?
После долгих удивлений и объяснений выяснилось, что тут налицо целый роман: санитар их поезда, только что кончивший лицей двадцатилетний юноша, от неразделенной любви к старшей сестре и ревности к своему патрону Мише взял да и отравился. Его отходили, но оставлять в поезде оказалось неудобным, и вот Ваня повез его в Москву. Недурна история, хорош поезд! У Вани, разумеется, случился нервный припадок.
Батальоном командует полковник Сушкевич из запаса. В батальон входит четыре транспорта, Сушкевич настоятельно просил, чтобы ему дали офицеров, без чего он не брался формировать батальон. Транспорт — это большая и громоздкая штука с огромной отчетностью. По счастью, двухлетний опыт заведующего хозяйством мне, вероятно, сильно поможет.
Сейчас транспорты находятся в периоде формирования и на днях должны быть готовы к выступлению.
Завтра поеду знакомиться со своим делопроизводителем и каптенармусом. Хочу серьезно приняться за работу и поставить все на должную высоту. Транспорты стоят за городом.
Люблин — прелестный городок. Хорошие дома, отличные гостиницы, широкие мощеные улицы. Извозчики все в английской упряжи и с длинными бичами, в ливреях и длинными мохнатыми воротниками. Одно горе — масса евреев, которые своим приставанием способны довести до исступления. Буквально в каждую щель, в каждую скважину лезет еврей, предлагая женщин, спирт, коньяк, сигары, папиросы, ну, словом, что угодно.
Люблин мне напоминает очень Гельсингфорс, особенно некоторыми улицами; оба эти города похожи на заграницу, и только как-то странно, что нет трамваев.
Завтра после приемки транспорта отправлюсь осматривать город.
Неожиданно встретил прапорщика, оказавшегося из Пензенской губернии. Он был ранен в одно время с Шурой и в одном полку с ним выступил. О Шуре говорит с некоторым раздражением — знакомая история — его почему-то все, с кем он сталкивается, недолюбливают.
Свободное копирование
