29 ноября. Брест
Здесь очень большой затор, и потому мы, верно, простоим два-три дня, пока с нами разберутся. Сначала наше положение не было выяснено, и мы, прибыв вчера в восемь часов утра, стояли в четырех верстах от вокзала, думая, что нас отправят скоро дальше.
Я взял номер специально, чтобы выспаться на чистом белье и сходить в баню, откуда и вернулся час тому назад. Баня под названием «дивизионная» крепостного гарнизона очень хорошая и благоустроенная, и я сижу сейчас, пью чай и блаженствую, особенно при мысли о кровати после шести ночей на лавке в третьем классе. На вокзале все искал Мишин поезд, но вместо него и Вани встретил Колю Поливанова, поезд которого с час как пришел. Мы с ним расцеловались, болтали, и я осмотрел поезд и раненых — необычайно много обмороженных. Целых семнадцать суток лежали в окопах, а одну ночь стояли в болоте по колено — к утру вода в болоте замерзла. Есть раненые немцы-гвардейцы: рослый, здоровый народ, настроены скорее добродушно, но один был угрюм и мрачен. Один, высоченного роста, ранен в грудь навылет и все время харкает кровью; сестра говорила, что, будь он послабее, такой раны бы не перенести.
Коля сообщил мне, что Миша до моего приезда за час поехал на Радом и дальше за ранеными.
Мы много хохотали, когда я рассказал, каким героем Миша приезжал в Пензу.
— И ведь все врет, нигде он не был, — смеялся Поливанов.
— А вот роман у него там со старшей сестрой, это верно, — говорил Коля. — Но кажется, что среди наших дворянских поездов такой, как Мишин, единственный.
Мы простились, потому что Коля спешил получать мясо, а потом поезд отправлялся на Гомель.
Прочел в «Новом времени», что убит Амбразанцев Бедняга, хороший человек он был. Теперь осталась одна его сестра в Новоспасском.
Брест — маленький, почти исключительно еврейский городок. Сегодня суббота, все закрыто, извозчиков почти нет, так как из ста пятидесяти — сто тридцать евреи. Между прочим, впервые видел еврея на козлах. Их здесь, этих извозчиков, два сорта, одиночки и парные фаэтоны. Лошади — кожа и кости. Подхожу к одному:
— У тебя, пожалуй, лошадь сдохнет, не довезешь?!
— Ну ви развэ купить хотите — чтоо?!
— Нет, мне надо ехать.
— Ну тогда садитесь, а там ми увидим, чтоо?
Погода тут удивительная, восемь-десять градусов тепла. Это особенно кажется диким после глубокого снега, охоты на лис. Оказывается, что здесь вообще зимы не бывает почти, а о санях никто и не думает.
За неделю до нашего приезда тут разыгралась целая трагедия, и сюда экстренно приезжал Николай Николаевич Об этом запрещено писать, и стараются держать в секрете. Взорвалось восемьдесят тыс. снарядов, погибло около пятисот человек, целая рота саперов с офицерами, которых недавно хоронили. Взрывы шли последовательно, начиная с восьми утра до пяти часов вечера. В городе полопались почти все стекла, а из крепости сыпались осколки; большинство в панике бежали в поле за город. К счастью, все склады и погреба с пироксилином уцелели и не детонировали, иначе, как рассказывал мне один офицер, от города, жителей и крепости не осталось бы и следа. На станции как раз в это время, когда начались взрывы, стоял целый состав, груженный пироксилином, и лишь благодаря находчивости начальника станции и храбрости машинистов его вывезли, а то бы и весь вокзал ахнуло.
Говорят про злой умысел, так как здесь будто бы имеются шпионы, и всюду бросаются в глаза плакаты: «Остерегайтесь шпионов. За поимку вознаграждение тысячу руб.». Предполагают, что под видом солдата шпион прошел к складу, где работало много нижних чинов. Но, разумеется, ничего точно не известно и все одни лишь предположения.
Пищу к разным кривотолкам дает еще и то, что комендант тут генерал Лайминг Как все-таки много у нас немцев! В этот день, когда начались взрывы, он был на вокзале, где его с музыкой провожали, так как он уезжал куда-то на войну, получив новое назначение. Однако уехать он не успел, так как загрохотали взрывы.
Из дому ничего пока нет, а поручик получил на вокзале телеграмму, которая, правда, шла три дня, но успела как раз к нашему прибытию.
Свободное копирование
