15 сентября
Все утро читал, наслаждаясь чудесной папиной библиотекой. Смотрел Бюффона Семьдесят два томика в кожаных переплетиках. Издание это — величайшая редкость 1792 года, и все рисунки животных и птиц сделаны от руки акварелью. Портрет моей прабабки Нарышкиной со стороны отца работы Виже-Лебрен висит над диваном. Красивая молодая женщина с кудрями, спускающимися до плеч, сидит в кресле красного дерева, и в руке у нее томик вот этого самого Бюффона. Она держит его полураскрытым на колене, заложив пальцем длинной и красивой руки.
Тихо, хорошо, никто не мешает. Прямо перед диваном письменный стол, с которого на меня смотрит строгое лицо бабки, матери отца, Елизаветы Валериановны Новосильцовой.
Отец всегда подчеркивает: «Новосильцбва, а не Новосильцева — это большая разница», — говорит он всегда своим спокойным голосом. Направо, вдоль стены, и налево — книжные полки, шкафы, тут все французские классики, и, глядя на давно знакомые корешки книг, я вспоминаю далекое, милое, невозвратное детство, Ставрополь, Мутнянку, удельный дом, друга Никишку, Дмитрия Павловича. На столе лежат табакерки изумительной работы, и все они пахнут стариной и тем запахом, который я знаю с детства. В париках, с бритыми синеватыми щеками, глядят вельможи разных эпох — все мои предки. Работа такая тонкая, такая изумительная, что кружева выглядят настоящими, нарисованными на слоновой кости.
Свободное копирование
