Дневник Иосифа Ильина - 42

2 сентября

Перед глазами знакомые, родные пейзажи. Сжатые нивы, синеющий пар, бархатная зелень озимей, змейки дорог, сероватые раскинувшиеся русские села, белеющая колокольня с горящим крестом — русская земля! И никакая Польша, никакие культурные фольварки, никакой пейзаж мира так не волнуют душу и не навевают таких сладостных, грустных и томительных грез, как милая сердцу родная земля. Пусть серая, пусть убогая, пусть непонятно-несуразная, но русская, русская земля! И чем больше смотрю в окно на картину мирных полей, сел и деревень, тем отвратительнее кажется война. Ермолаев — он никогда больше не увидит ни этой земли, ни близких ему людей...

Пили кофе в вагоне-ресторане, потом говорили много о войне, об охоте, о сказочном богатстве России.

В час приезжаю. Душу охватывает волнение.

8 часов вечера. Самайкино

Катя выехала на тройке на станцию Рачейка меня встречать. Я сразу заметил ее фигуру, когда поезд подходил к платформе. Все так же, как и было, как будто бы и никакой войны нету. Простился с инженером. На станции несколько крестьян, некоторые здороваются:

— С приездом, Осип Сергеевич, поздравляем с благополучным возвращением!

Вышел начальник станции, сторож, стрелочник. Все расспрашивают, интересуются войной.

День чудесный, теплый, солнечный. Тройка весело бежит по знакомой дороге среди сжатых полей. В корню машисто идет Гром — тот самый молодой жеребенок, который рос на глазах, а потом я на нем ездил, когда готовился в академию. Пристяжной идет Юшка — старая, верная, с разбитыми ногами, но бодрая и еще крепкая. Правая пристяжка — Серый, славный конек, который на все случаи: он воду возит и в тройке может ходить, иной раз в поле работает. Царевна, которая всегда ходила в корне, прошлым летом пала. Поехали к Амбразанцевым, а когда возвращались, ехали быстро в гору по песку, поднимались махом, и чистопородная красавица, рослая Царевна вдруг остановилась и упала.

Вот мы и дома. Наталочка[1] крохотная, худенькая, только большие, лучистые глаза глядят внимательно и серьезно на мир Божий. На нее голенькую страшно смотреть: словно голодающий индус.