На другой день пришла долгожданная весть от Веры: «Была в ЦК, в прокуратуре. Твое заявление там… Получил письмо и Большаков, передал его со своей характеристикой в Комитет госбезопасности… Буду ходить, ходить, настаивать, добиваться…»
Во время очередного вечернего кружения по зоне мы обсуждали Верино письмо.
— Усё, усё! — делал вывод Дидык. — Лид двинувся. Свитла стэжца лягла перед тобою, Борис!
— Собирай шмотки! — весело говорил Спиридович.
Рихтер молчал и кротко улыбался.
Врач Ермаков, подойдя к нам, стал подтрунивать:
— С одного капкана в другой сунут.
Я не вытерпел и пошел в наступление на доктора.
— Почему ты такой злой, Петр Владимирович?.. Почему тебе доставляет удовольствие отравлять другим настроение?.. Почему ты видишь только плохое, а хорошего не замечаешь?..
Ермаков взвился:
— Что ты меня агитируешь?.. Кто тебя подослал?.. Пшел вон, коммунистическая душа!
Нас разняли, а то быть бы потасовке…
Панкратов принес мне письмо в конверте со штампом: «Генеральный прокурор СССР». Строчки забегали перед глазами.
— Пересмотр… пересмотр… — повторял я. — О результате сообщим…
Оторопело глянул на Панкратова. Тот улыбался во весь рот.
Подошел Соковиков. Прочитал.
— Конец! — сказал он твердо.
— Что значит — «конец», гражданин оперуполномоченный? Расшифруйте!
— Тебе скоро вот «расфаршируют»! — зло бросил стоявший тут же Ермаков.
— Прекратите выпады, доктор Ермаков! — Соковиков побагровел. — Чтоб я больше не слышал ваших истерических выкриков!
И — ко мне, уже спокойно:
— Поедешь на свободу. Таких извещений еще не видал!
Свободное копирование
