Потянулись дни, наполненные ежеминутным волнующим ожиданием.
В полузабытьи шел я как-то по зоне и столкнулся… с Флоренским.
— Вы… здесь?
— К вам направился, — здороваясь, сказал Николай Дмитриевич.
— Будете у нас?
— Всего день. Привезли на дрезине. Серьезная операция… Грузили лес на Вихоревке. Так вот, одного конвоира пришибло бревном. Переломаны шейные позвонки, сдавлен спинной мозг…
— Да, тяжелый случай… Какие новости у вас в больнице?
Флоренский замялся.
— Ничего особенного… Помните Мишу Дорофеева?
— Как же!
Николай Дмитриевич передал одну из маленьких историй, которые в том или ином варианте происходили на многих пунктах длинной скорбной трассы Тайшет — Братск, раскрывая человеческое в сердцах.
…На авторемонтном заводе обстановка для Дорофеева сложилась неблагоприятная. Подходящей производственной специальности у него не было, а все обслуживающие должности были заняты. Каждый день Дорофеева могли этапировать в неизвестном направлении, даже на Колыму. А так не хотелось далеко уезжать от родной иркутской земли!..
У кого искать помощи?.. Он пошел к «подпольному конструктору» Алексею Кассандрову — мастеру гальванического цеха. О Лешке-моряке всегда душевно отзывался Флоренский.
Такой человек, решил Дорофеев, из огня вытащит, из воды вынет…
— Мне гальванист нужен, дорогой мой, — сказал Кассандров. — У нас производство, а не инвалидный дом. Так что… извини!
Отказ был неожиданным. Дорофеев даже зубами скрипнул.
— А, черт! — с сердцем выругался он. — Чем я виноват, что не слесарь и не токарь? Чем виноват, что попал на комсомольскую работу?
— На какой должности забрали? — поинтересовался Кассандров.
— Секретарь Иркутского обкома комсомола! — с раздражением произнес Дорофеев.
— Стоп! Тогда разворот на сто восемьдесят градусов! — решительно сказал Алексей Григорьевич. Предложил потомственную капитанскую трубку — На, затянись!
Тут же Кассандров преподал Дорофееву несколько уроков по гальванотехнике, велел вызубрить вопросы, которые задаст ему в присутствии начальства, и ответы, кои должны последовать. Вечером провел с ним репетицию, а утром вызвал в контору, к начальнику производства.
— Вы где работали? — недоверчивым тоном, проявляя актерские способности, спросил Кассандров, пристально вглядываясь в «незнакомого» человека.
— На Иркутском заводе имени Куйбышева, в гальваническом цехе, — бодро звучащим голосом произнес Дорофеев.
— Вон как? Тогда разговор будет короткий. У меня нет времени, — торопливо заметил Кассандров.
Он достал из хромовой ванны деталь. На блестящей поверхности хрома были мелкие черные пятна.
— Как это называется?
— Питинг!
— Какие причины его порождают?
— Избыток в электролите серной кислоты или трехвалентного хрома! — быстро, тоном уверенно сдающего экзамен ученика ответил Дорофеев.
Кассандров удовлетворенно развел руками и покосился на своего начальника:
— Больше вопросов нет! Это может знать только хороший специалист!
Дорофеева направили в гальванический цех. Кассандров прикрепил его к действительному специалисту. А через два месяца Дорофеев уже был старшим по смене…[1]
— Можно сказать, что Лешка-моряк бросил Дорофееву спасательный круг! — тепло заметил Флоренский.
Однако я чувствовал, что Николай Дмитриевич о чем-то умалчивает, чего-то не говорит.
К нам подбежал начальник конвоя, старший лейтенант Боборыкин — рослый, худой, с провалившимися щеками, с беспокойным взглядом слегка вытаращенных глаз.
— Доктор, быстро в корпус!.. Успеете еще наговориться!