От печки - 3

* * *

Когда в самоходке, лежащей на боку, увидел я этот снаряд, то сперва удивился: почему до меня его не заметили? Потом понял: когда самоходку положили на бок, -- снаряд выкатился из-под искарёженной стальной панели. Такие находки бывают и резчики сапёра вызывают. Не увидев в этой самоходке ничего интересного, выполз из неё и полез в соседний танк, тут же, забыв про снаряд. Но в подсознании что-то сработало и волнительная догадка сама выплеснулась в сознание, затопив его мыслями о снаряде.

Хотя я не прикасался к снаряду, но в воображении ощущал холодок его гладкой стремительно обтекаемой формы, чувствовал его волнующую тяжесть от неизрасходованной тротиловой силы, которая спрессована внутри и ждёт своего часа. Ещё не обладая снарядом, я нежно любил его, как любит мать не родившегося ребёнка. Я восхищался его мощью и с нетерпением ждал: когда он станет моим и, послушный моему страстному желанию, взорвётся! И где!? Рванёт там, где уничтожит не один танк... десятки танков останутся без брони после взрыва снаряда в мартеновской печке!

Появилась уверенность, что об этом снаряде я мечтал подсознательно, -- это тот клад, который я искал, ещё не зная: что ищу? В следующую ночную смену я отпросился у Гордеича. Вытащив со склада снаряд, спрятал его около мартеновского цеха под циклопическим железным цилиндром, завезённым сюда по чьей-то глупости со времён основания Уралмаша. Зарыв снаряд в снег, закидал обломками шамотного кирпича и пометил обломки, лежащие сверху: мало ли что? Когда вернулся в цех, голова уже работала над деталями плана: как пропулить снаряд мимо цеховой вохры по желобу для кирпичей, как заложить снаряд в обмуровку... Эх, если бы был единомышленник, который, хотя бы, на шухере стоял!...

* * *

Как пришибленный хожу я, поглощенный мыслями о снаряде, отвечая и всё делая невпопад. Даже уснуть не сразу могу: всё думаю, думаю... Все технические вопросы легко решил. Остались "оргвопросы". Самый трудный: а что после взрыва делать? Всё было б просто, если бы гебня имела хоть молекулу мозгов и совести. А так - сразу заметут на мартене тех, у кого в родне арестованные и раскулаченные. Гордеича - в первую очередь!

И все, кого заберут, признаются в соучастии... и всех друзей и знакомых заложат! "Фирма веников не вяжет" -- советская скорорасстрельная юстиция осечку не даст! И если я заявление в НКВД напишу, что я один всё наточковал и провернул, то это НКВД убедит только в том, что я выгораживаю крупную организацию... где Гордеич, Серёга, а также все те, с кем я, хотя бы в сортире сидел рядышком! Разве может мразь губушная подумать, что я беспокоюсь не за себя, а за других? Они же по себе судят.

Время наше весёлое, а анекдоты - того пуще! Рассказывают, что при эвакуации музея обнаружили неизвестную египетскую мумию. Откуда?? Вызвали чекистов - разберитесь. До пота поработали чекисты. Остался от мумии порошок и протокол: "Контра царская, фараонская, еврейской нации, работала на японскую разведку. Во всём призналась и подписала протокол этим иероглифом!"

Вот, потому мне трудно решать "оргвопросы", которые коснутся, да ещё, ого-го, как коснутся! -- дорогих мне людей. Ими я цинично жертвую, не спрашивая их согласия, как в шахматах жертвуют за коня две пешки.

Когда всё было готово для доставки снаряда в мартен и мысленно я у всех прощенья попросил, вдруг понял: нет куража! Представил, что скажут и подумают обо мне Гордеич, Серёга и другие мартеновцы и понял: не поймут они, что сделал я это для них, для России! И пропало желание. Очень уж гебне это на руку: "не зря хлеб едим и подряд всех арестовываем, если диверсанты так и кишат!" -- отрапортуют они. Свердловские органы за раскрутку этого дела боевые ордена получат! Как говорил Таракан: "колды б не орханы, -- все в Союзе перекинутся в антисоветчики!"

А как больно будет Гордеичу от того, что он во мне обманулся... Ведь искренне верит он в то, что броневая сталь спасает страну и его младшенького сына - единственную надёжу в жизни его, и так-то, полной потерь. И что мне делать, если у меня такой раздрай в душе, как у Графа Монте-Кристо, который

"...шел долгим, извилистым путём мщения и, когда достиг вершины, бездна сомнения внезапно разверзлась перед ним."

У Графа всё было проще! И чувства его и мысли красивы, но примитивны. Мне б графские заботы при его финансах, -- я б такие финты замастыривал! - вся Сесесерия на рогах стояла...

-- Накось, Сашок, -- обрывает круто закрученный клубок моих мыслей Гордеич. - Посунься-ко малость в сторонку... о-от! Ух, добра-а картоха - рассыпчата! От туточки, подля печки-то, попируем... от. Без стола обойдёмся, поди-тко, как султанЫ турецкие! Тепло, светло и муха не кусаить, едри её налево... ишь кака баска жись - токо за штаны держись! СултанОв не хужей, токо без гарема, ооот...

Сидя перед жаркой печкой с открытой дверцей, мы достаём из чугунка горячие, мягкие, вкусные картофелины, обжигаясь и дуя, разламываем их и под тёмной кожурой обнажается телесного цвета нежная мякоть...

-- О-от.. ты намедни про графа сказывал, а как были дела графские "насчёт картошки дров пожжарить?" -- спрашивает Гордеич, а глаза его хитрющие, с веселыми морщинками. И выдаю я готовую цитату:

-- "Ужин был сервирован с изысканной роскошью и состоял из жаренного фазана, окруженного корсиканскими дроздами, великолепного тюрбо и гигантского лангуста".

Смеющиеся глаза Гордеича совсем утонули в весёлой паутине морщинок. Как только я, выпалив на одном дыхании цитату, впился в нежную мякоть горячей картофелины, Гордеич, покачав головой, вздыхает, соболезнуя лукаво:

-- Охо-хо-о... коли графу ужо дрозды поглянулись, -- знат-то, кирдык-дела на графской кухне...ооот. Туточки, на Урале, поди-тко, кошек ужо поели, токо за дроздов ешшо не принимались... о-от, понимаш, а тут ешшо лангуста... это что - насекомая така? Навроде мокрицы? Дела-а... Ладно, от, гигантский попался лангуста... а то поди-тко голодным графу спать! От, чо значит, не садил по весне граф картоху! Она-то не выдаст, тут ужо не сумлевайся... ооот.

-- Про лангуста я не знаю, но один мой кореш говаривал: "И маленькая рыбка лучше, чем большо-ой таракан!"

И мы хохочем, обжигаясь горячей картошкой. Я охотно подыгрываю добродушным подначкам Гордеича... Любит Гордеич пошутить, но к двум словам не терпит легкомыслия и шуток. Это работа и... Бог. Перед сном Гордеич, как обычно, уединяется в соседней маленькой комнатке, которая когда-то служила супругам спаленкой. Там, в дальнем углу, укрытая от нескромных глаз расшитой салфеткой, лежит старинная Библия. Несколько минут Гордеич стоит перед ней, просветлев лицом, и шепчет, крестясь двумя пальцами.

Гордеич старовер. Предки его, старообрядцы, при Петре бежали на Урал, спасаясь от "антихристовой веры" -- нынешнего православия. Методики православной церкви по обращению русских христиан (позже - староверов) в лоно православия, (новой веры, византийской), соответствовали интеллекту российских попов: плеть, дыба, обрезание ушей, вырывание языка, а ещё радикальнее - сожжение староверов заживо в староверческих церквях без икон и идолов.

Православная церковь терпимо относилась к мусульманам. Но на долю христиан, которые не признавали иконы и дикарские обряды ортодоксальной церкви, доставались от православия такие пытки, "во имя Бога любящего и милосердного", какие могли придумать только изуверы, озверевшие и до упора охреневшие в тиши монастырских келий!