…Днем в бухгалтерию пришел, согнувшись, изжелта-зеленый Илья Осадчий.
— Комиссовка! — обеспокоенно известил он. — Врачи приехали… Загонят на Колыму!..
Я пошел узнать, кто же приехал.
На крылечке домика санчасти стояли, о чем-то разговаривая, майор Баринов и Перепелкина…
Медицинский осмотр длился полтора дня. Немощных зачисляли в инвалиды, направляли в больницу. Тех, кто попал в записную книжку Петрова, переводили независимо от состояния здоровья в первую трудовую категорию.
Появился на крылечке Баринов. Повертел головой. Прошел мимо меня в кабинет начальника лагпункта. Когда возвращался, столкнулись лицом к лицу.
— Здравствуйте, гражданин майор.
— А-а, вы? — Остановился. — Не захотели со мной работать? Я в отпуск, а вы и удрали?
— Это меня «удрали».
Он скосил глаз.
— Как живете?
— Живу…
— На общих?
— На общих. Сейчас временно в бухгалтерии.
— Ну что ж! Физическая работа — полезная. Живот не отрастет! — Он помолчал. — И грязища же тут у вас!
Ушел комиссовать.
Вскоре вызвал и меня. Упираясь ладонями в стол, долго рассматривал формуляр, словно не знал, кто я и за что здесь. Покосился на сидевшего рядом лагерного врача Бережницкого. И опять — в формуляр.
— Почему не весь пенициллин ему ввели?
— Больше не было, — ответил Бережницкий.
Баринов вопросительно взглянул на меня.
— Вы, кажется, получили миллион единиц?
— Да. Но «миллионером» я был лишь до этой колонны.
— Отобрали?
— Сейчас это уже не так важно, гражданин майор.
— Пройдите в соседнюю комнату. Вас осмотрит доктор Перепелкина. Сле-е-едущий!
Знакомый стегающий голос!..
Перепелкина стояла посреди комнатки. В руках — металлический стетоскоп. Увидела меня и сразу:
— Что вы тут делаете?
— Жду освобождения.
— Я серьезно.
— И я серьезно. Жду каждый день! Здравствуйте!
Она хотела протянуть руку, но в дверь влез Гнус.
— Вам что? — раздраженно спросила Перепелкина.
— По режиму положено, товарищ доктор.
— Что «положено»? Охранять заключенного, когда врач осматривает?
— Никак нет. Охранять вас, как вы… будете женщина.
Перепелкина побагровела.
— Сейчас же уходите!
— Начальник приказал…
— Я не нуждаюсь в охране!
Гнус убрался.
— Какое идиотство!
— Вы о чем? — спросил я.
Она не ответила.
— Ложитесь. Наклейка?.. Не буду тревожить.
Отошла к столу.
— Чем же все-таки вы здесь занимаетесь?
— Всем понемногу.
— В карцер сажали?
— Нет. Но однажды мог угодить… когда вот этот надзиратель сдирал у меня наклейку.
— Что-о?! — шепотом спросила она. — И вы позволили?
— Простите, доктор, это наивный вопрос!
— Вам нельзя тут оставаться… — проговорила Перепелкина и подошла ко мне. — На Вихоревке построили сангородок. Меня назначили главным врачом. Я вас туда и заберу.
— А как… Баринов?
— Баринов?.. — Она обернулась на дверь. — Обождите!
Вышла.
Осенний ветер прорвал густые тучи. Солнечный луч упал на стол. Ослепительно засверкал светоскоп…
«И в тайге светит солнце!» — облегченно подумал я.
Перепелкина принесла мой формуляр.
— Подписал! — с нескрываемым удовольствием сообщила она.
Вот и разгадай этого Баринова![1]
Я оглянулся (не следит ли кто?) и благодарно сжал руку Перепелкиной.
— До этапа будете работать в бухгалтерии, — сказала она. — Я записала в формуляр.
Мне не хотелось уходить из комнаты, освещенной солнцем. Перепелкина, видимо, поняла.
— У вас есть дополнительные жалобы… вопросы? — спросила она, опускаясь на табуретку. — Садитесь.
Я присел на топчан.
— Один вопрос. Можно?
— Пожалуйста.
— Будет ли с вами в сангородке моя бывшая начальница, Нина Устиновна Череватюк?
— Я этого очень хочу! — оживленно ответила Перепелкина. — Вероятно, да. Она уже попросила Попова, начальника санотдела в Тайшете, перевести ее в Вихоревку. А почему вы интересуетесь?
— Просто так… Череватюк, мне кажется, честный, справедливый и прямой человек. А это, сами понимаете, великая ценность в таких условиях.
Перепелкина подошла к окну. Стоя вполоборота ко мне и как бы рассматривая гонимые ветром клочья туч, она говорила доверительно:
— Вы не ошиблись… Нина Устиновна действительно честная, неподкупная… Абсолютно не терпит лжи и лицемерия! Поэтому нехотя и редко сближается с людьми. Но у нас с нею хорошие, искренние отношения… Фронтовая жизнь была у нее трудная. Да и личная сложилась неважно: разрыв с мужем, одиночество… Нервы никудышные… А вот в операционной она спокойная, собранная, у нее всегда все в идеальном порядке. Я так и зову ее — «верный страж хирургии»… Да, без Нины Устиновны мне будет нелегко…
За окном — голос Гнуса:
— Товарищ доктор! К майору Баринову! Он у начальника…
Я вышел в зону. Небо очистилось от туч и было прошито тонкими солнечными нитями.
Вскоре распространился слух: начальник лагпункта Петров не согласился с результатом комиссовки и вместе с Бариновым и Перепелкиной пересматривает список этапников; вычеркнуто восемь-десять человек. Так это или нет, на кого именно упала карающая длань — держалось в секрете. Знал только нарядчик Дудкин. Но молчал как убитый. Однако по тому, как дернулась у него бровь при встрече со мной в дверях столовой, я понял: оставлен на штрафной. Петров питает особую «симпатию» к литераторам…
Свободное копирование
