Глава 10.
Тут Виктор вдруг умолкает и неожиданно сообщает:
-- Видел я полк Русской Армии на параде.
-- И-иди ты! - вырывается у меня забытое детское выражение. Тут же понимаю я, что это какая-то шутка, -- в те годы Виктор мог быть на параде только пионерской дружины.
-- Было дело... -- держит паузу Виктор, подзуживая недоумение, и продолжает: -- собирал я материал в Пражском архиве для диссертации и раскопал пачку фотографий с названием: "Парад. 1945". Взглянул: ого! - но не то... -- лица не советские... без затравленных взглядов. Присмотрелся -- понял: в архиве фотографии по недоразумению, так как должны быть уничтожены, как уничтожено все, что касалось РОА. Оч-чень, оч-чень может быть кто-то в архиве их припрятал... временно.
И были на фотографиях марширующие батальоны и роты и крупно - лица правофланговых. Знамя было видно плохо -- ветра не было... но нашивки на рукавах видны... Работая в архиве, не раз я возвращался к тем фотографиям. Разглядывал, думал...
* * *
Власов упустил возможность для того, чтобы РОА геройски завершила вторую мировую ещё в сорок четвёртом... Эта история сейчас мало кому известна в мире, а в России - тем более. Я расскажу то, что...
За лесом полыхнула зарница. Ещё раз! Еще!! И ветер круто направление меняет...
-- Ребята, штормовой аврал! Разговорчики - на завтра! Шмотки, шамовку - в палатки! Посуду, растопочку - под байдарки! Байдарки - под растяжки! -- Выдаю я программку подготовки к грозе с бурей. И так понятно, что к чему и почему: все мы бродяги бывалые. И среди равных я -- всех равнее... по своему горькому опыту. Должен быть среди говорящих один непререкаемый. Иначе и схоженная группа, не уйдет дальше первого привала. Все закопошились у палаток, помогая друг другу, закладывая под постели полиэтилен, усиливая растяжки, крепя байдарки...
Когда забираюсь в спальный мешок, Эля, которая всё уложила в палатке, уже спит. А мне не спится -- разговор о РОА в голове крутится. Ништяк, завтра на реке сцепим байдарки веслами и продолжим... хотя, едва ли завтра на воде будем - приближается циклон: всё ближе и ярче зарницы далеких молний. Ночная гроза, -- фронт циклона, а за грозовым фронтом, долго тянется нудный дождь. Так что, послушаем Жорины песенки под аккомпанемент дождя и гитары. Как говорится в заповедях: "Тише едешь - морда ширше!"
* * *
Вспомнил детство. Наверное, не будет такого поколения пацанов, как мы, которые читали вместе с "Мухой Цокотухой", -- "Город Солнца" и изучали "Манифест Коммунистической партии" при вступлении в пионеры! А революционеры и герои гражданской были нашими отцами и друзьями отцов. И жили они рядом, в таких же коммуналках. Красивые, весёлые мужчины, прошедшие огни, воды, готовые отдать свои жизни для счастья всех людей планеты! Всем!!
Все они -- прекраснодушные донкихоты, -- исчезли в тридцать седьмом. Дону Кихоту было лучше: хотя те, за кого он сразу же кидался в смертный бой, тоже были сволотой, но не так подлы, как советский народ, предавший на смерть всех донкихотов ради гебни и смиренного рабства! А какой смысл в слове - "народ", если живут вместе донкихоты и чернь, говорящие на одном языке, но не понимающие друг друга.
Именно народ! -- ненавидел Иисуса Христа за Его бескорыстие. И вопил народ на площади:
"Распни, распни Его!" (Лк.23:21)
Не потому ли народ негодовал, что Иисус Христос Великим и Мудрым его не называл, как льстил русскому быдлу его "Хозяин", глубоко презирая этот народ с рабскими душонками.
"Иисус сказал им... мир Меня ненавидит, потому что Я свидетельствую о нём, что дела его злы" (Ин.7:6,7).
И ученикам говорил Иисус:
"Если бы вы были от мира, то мир любил бы своё; а как вы не от мира... потому ненавидит вас мир. Если Меня гнали, будут гнать и вас" (Ин.15:20).
Во все времена был народ: среди людей жили боги, бескорыстные, самоотверженные, но далёкие от народа, как наивные "народники"...
Обрывки полусна, вперемешку с мыслями плывут в сознании. Я вижу Иисуса на ступенях дворца Пилата... разверстые пасти, заходящиеся в злобной истерике...
"Но они ещё сильнее кричали: да будет распят!" (Мф.27:23).
Значит, умели тогда организовать "гнев трудящихся масс"... И вдруг, -- горячее солнце, веселый стук колес, длинный товарняк изгибается на повороте! Ветер надувает нижнии рубашки, весело гуляет под мышками и в наших наголо остриженных набалдашниках для касок. Стою в распахнутых дверях товарного вагона, опираясь на поперечный брус, стиснутый плечами таких же семнадцатилетних оптимистов...
-- "Э-эх! Махорочка махорка!..." -- рвётся песня из распахнутой двери вагона. Даёшь!!! Потом: Будапешт, Балатон, речка Раба, Шопрон, Вена... контузии, ранения... Сколько боли, любви и ненависти, грязи, страха и радости спрессовано в прекрасной и окаянной жизни человеческой на крохотной планете -- Земле!!