…После Барвихи была Николина Гора. Там в гостях у Качаловых проводили лето Ольга Леонардовна и Софья Ивановна. Помню празднично накрытый большой круглый стол на террасе, Нину Николаевну, Вадима, его жену Лелю Дмитраш, Ольгу Леонардовну, Софу. Теперь они с Качаловым как бы поменялись ролями. Ольга Леонардовна вся подобралась, казалась спокойной, только глаза были строгие.
Вошел Василий Иванович. Он был почти такой же — приветливый, радушный, волшебно обаятельный. Все было так, как всегда бывало в этом замечательном доме, — весело, шумно, много смеялись.
Василию Ивановичу был запрещен сахар. Иногда он протягивал руку за чем-нибудь запретным и на восклицание Нины Николаевны: «Василий Иванович!!», — говорил: «Ну-ну» или: «Я для Люка». И смеялся.
Люк — большой белый королевский пудель, совсем еще молоденький пес, был по-щенячьи бурно темпераментным, казалось, он ни секунды не мог находиться в спокойном состоянии. Но вот что поразительно: когда Василий Иванович медленно ходил по дорожкам сада, Люк тихонько шел рядом. Остановится Василий Иванович — и пес садится. А когда Василий Иванович садился на скамейку отдохнуть, Люк ложился у его ног плашмя, как умеют только пудели — «ковриком». «Мой адъютант», — называл его Качалов. «Одно утешение — Люк», — последняя запись в его дневнике.
В тот день был такой момент. После застолья, когда еще не все было убрано со стола, я случайно осталась одна на террасе. Из столовой появился Василий Иванович, рядом — Люк. Василий Иванович быстро подошел к столу, взял из сахарницы несколько кусков сахару, увидев меня, подмигнул, улыбнулся, приложил палец к губам и, сопровождаемый Люком, довольно быстро спустился с террасы в сад. И непонятно было, для кого же это сахар.
Свободное копирование
