На следующий день отправились в гости к неким Колландерам, жившим под Эдинбургом в доме под названием «Престон-холл». Миссис Г., по не вполне понятной причине, настояла, чтобы мы выехали как можно раньше, и, пренебрегая причиненными Фишерам неудобствами, в Карлейль меня отвезли в девять утра. Всего несколько минут пообщался с сэром Ричардом Грином; славный старичок. Путешествие прошло беспокойно; миссис Г., подобно любителям оперы, что открывают партитуру на странице, предшествующей нужной, держала на коленях карту вверх ногами и последними словами ругала Аластера за то, что тот в очередной раз сбился с пути.
По пути мы остановились в Низерби, дабы побывать на свежей могиле некоей дамы по имени леди Цинтия Грэм, и повстречали церковного сторожа, которого отец Аластера некогда бил по голове. Лицезрел я также угрей с моста и прелестную башню, где Аластер намеревается жить. Из-за того, что в путь мы пустились рано, и, несмотря на то что Аластер не знал дороги, – в Престон-холл мы прибыли намного раньше времени. Это совершенно чудесный дом, построенный и обставленный братьями Адам. Миссис Колландер своими туалетами напоминает леди Куиллер-Коуч; говорит резким, веселым голосом; ее дочь Рут – девочка-скаут и похожа на принцессу Мэри. Рут повела нас в восьмиугольную башню, обставленную наподобие антикварной лавки, и там рассказывала про Грецию. После чая гуляли по парку – большому и местами довольно красивому. Спиртного за ужином было маловато; Колландеры – трезвенники, питаются в основном фруктами. После ужина до десяти часов проговорили про Грецию, до половины одиннадцатого читали газеты, после чего разобрали свечи и разошлись по комнатам.
Утром, после завтрака, с час говорили про Грецию, а потом вместе с Аластером поехали на машине миссис Г. в Эдинбург. Совершенно обворожительный город, раскинулся на противоположных сторонах долины, а посредине, внизу, проходит железная дорога. На одной стороне находится замок и древние развалины, на другой протянулся ряд нарядных магазинов, образующих Принсес-стрит, у которой есть что-то общее с Бонд-стрит и одновременно с оксфордской Хай-стрит. Я пообедал, купил Эдмунду обломок эдинбургской скалы, а себе – длинный, кривой пастушеский посох, а также новую ленту на шляпу, к которой внезапно испытал отвращение, а заодно пропустил несколько стаканчиков в различных питейных заведениях города. Аластер купил мне отличную трость из утесника с набалдашником, напоминающим череп. Мы покатались по городу, побывали в Национальной галерее, где половина всех картин – кисти Ребёрна, а директор носит пелерину и треуголку. Встретили крошечную девушку, которая заговорила с нами на эсперанто.
Поужинали, до десяти вечера проговорили о Греции и об угольщике мистере Куке, до половины одиннадцатого читали газеты, после чего разобрали свечи и разошлись по комнатам.
Забыл сказать, что в тот день мы с Аластером проявили себя с лучшей стороны. Когда мы вернулись из Эдинбурга, шел сильный дождь. Нам сказали, что дамы в саду, и мы, вооружившись зонтиками, бросились под дождем в сторону восьмиугольной башни их спасать. Увы, дворецкий решил сделать то же самое и нас опередил.
Мы переправились на пароме неподалеку от Форт-бридж и поехали в Макхоллз, где живет старая няня Аластера. По пути заехали в дом под названием «Тэннадайс» повидать леди Н. У нее густая борода, лысая собака, пьяный муж и педераст сын. С виду Макхоллз типичный валлийский город. Остановились в бывшем замке, а теперь пансионе, где не нашлось ни капли спиртного. Пансион забит гнусными маленькими мальчиками и девочками. Кормят преотвратно. В деревне только один паб, да и в том бармен – хам.
В воскресенье пообедали в машине сыром и шоколадом, покатали няню Аластера и выпили с ней чаю в ее коттедже.