И вот я переступил порог необъятного ректорского кабинета, обшитого дубовыми панелями. Ректор вышел мне навстречу, запер дверь и, усадив рядом, сказал:
— Послезавтра состоится общеинститутский ученый совет, на котором будет обсуждаться ваш вопрос. Вы обвиняетесь (опускаю перечисление, все будет подробнее изложено ниже)... На этот раз мы не сможем вам помочь, — шесть лет назад вас удалось спасти, тогда все шло по другой линии (я понял: тогда — по партийной, теперь — по линии КГБ). Работу вы потеряете, но, может быть (может быть!), удастся сохранить за вами степени и звания — это зависит от вашего поведения. Вам следует прийти на заседание совета и вести себя разумно.
Ректор был официально сух, но как будто отстранялся от предстоящего: гражданская казнь должна была осуществляться под его руководством, в сущности его руками, ему это было противно; в чем состояло обвинение, он толком не знал. Я так понял из его обидчивых намеков, что его вызвали в Большой дом и показали мое «дело» или какую-то выжимку; само «дело» произвело на него меньшее впечатление, чем категоричность устных суждений его тамошних собеседников; теперь ему предстоит труднейшая задача — поставить спектакль, который называется заседанием ученого совета, призванного вынести свое вполне независимое и свободное решение.
Свободное копирование
