Однажды утром, в одну из суббот, когда смотритель во всех регалиях появился перед отправлением к губернатору во двор тюрьмы, к нему подошла небольшая группа арестантов, из которой выделился Петров и начал умно и дельно излагать смотрителю причину неудовольствия арестантов. Смотритель хотел было, по обыкновению, уйти, но Петров заставил выслушать себя, и начальник тюрьмы, не глядя на говорящего и заложив руки за спину, начал слушать устный доклад, по временам неопределенно кивая головой.
Петров произнес прекрасную речь, где изложил по пунктам требования арестантов, логично доказал необходимость выполнения законных просьб их, указывая на закон о сменяемости старост.
-- Докажите мне это!-- ни к селу ни к городу рявкнул вдруг смотритель и удалился, увидев, что количество арестантов увеличилось.
Поднялся глухой ропот. Как раз в это время староста проходил мимо арестантов с кадкой, в которой была мука. Петров выхватил кадку и в присутствии всех показал протухлую муку пополам с песком и известкой. Позвали смотрителя и указали ему на это.
-- Хорошо, я разберу,-- сказал он и удалился.
Поднялся страшный шум, ругня. Староста и его партия
молча удалились; забегали сторожа; часа через два вызван был в контору Петров и возвратился оттуда уже в кандалах; потом тоже проделали и с Ивановым; их обоих засадили в секретные камеры, так же, как и их сторонников, которых, впрочем, не заковали в кандалы.
Такой энергический образ действия пугал арестантов, и все моментально притихло; партия старосты подняла нос.
Тут-то выявилась вся оборотная сторона нравственности арестантов. Все, сочувствовавшие Петрову и Иванову, попрятались по камерам и даже, кроме незначительного числа лиц, боялись подходить к окнам камер, где были заперты протестанты. Петров и Иванов упрекали их в трусости и продолжали все-таки из окон пропаганду.
Мы так и оставили их в "секретных". Им несколько раз предлагали просить извинение у начальства, но они не соглашались и продолжали громогласно ругать смотрителя, несмотря на все тяжести секретного заключения, несмотря на то, что несколько дней они вовсе были лишены прогулки, а затем им разрешили выходить только на 1/2 часа и то с конвоем. Лишь несколько человек отнеслись к ним хорошо и еще более привязались к протестантам; трусость же большинства дошла до паники.
Нужно отдать честь женщинам: хотя они и не принимали участия в бунте, но делали все для Петрова и Иванова, несмотря на могущую их постигнуть кару.
Петров и Иванов постоянно требовали к себе то полицеймейстера, то губернатора, но никто не являлся, так как смотритель, конечно, не передавал их требований. Не было возможности арестантам добиться повидать следователя или прокурора.
Через несколько дней после "бунта" явился полицеймейстер, но, подготовленный наговорами смотрителя, тоже не обратил внимание на сидевших в карцере.
Староста остался тот же, но, впрочем, пища стала немного лучше.