22 февраля. Все дни слились в одно ощущение — вечер-утро, утро-вечер, встаешь в темноте, возвращаешься из темной поликлиники в темную комнату. Жизнь идет под уклон. Сережа Симонов пишет: «Узнаем ли мы друг друга, если удастся увидеться? Люди меняются не по годам, а по неделям».
А Елена Борисовна Сахновская — художница: «Если бы не чужие вещи (все уезжавшие мне оставили) и не долги, мы бы с мамой давно покончили с собою. Очень страшно так долго мучиться. Сколько близких уже умерло от истощения».
Мы с Анюшкой пока как-то еще сыты, но сыты случайно, с помощью черного хода одного магазина, где заведующий привязался ко мне благодарностью пациента.
Узнал, что Люба Познанская с дочерью ехала к Ташкенту, заболела в дороге крупозным воспалением легкого, в Чкалове ее сняли и отвезли в больницу. Здесь она и скончалась. Ее спутники, оставив ее больную здесь, продолжали свой путь дальше. А на здешнем кладбище гора трупов из больниц незахороненных. Там, по закону вероятия, должен быть и труп Любы. Боже мой, как мудро сокрыто от человека его будущее.
Вспоминаю один вечер в гимназические годы у нас в гостиной на ковре в полумраке лампады. Тася Кистер, Люба и Галя Познанские, Аня, Люба, я, Степан долгополое и мы гадаем о нашем будущем и предсказываем его друг другу со всем глубокомыслием до 20-летнего возраста, и ни у кого не достало фантазии на такой трагический конец Любы Познанской, нежной и избалованной девочки. И вот небывалая Мировая война — она брошена на дороге, и труп ее, в куче других трупов, ждет на кладбище весны, когда не так трудно вырыть яму и забросить эту кучу землей.[1]
Свободное копирование
