25 октября. Серый, теплый дождливый день. Все недовольны, а я люблю такие дни, и с утра был рад и дождику, и хмурому небу. Думается, что в такие дни Пушкину «особенно» творилось. Вспоминаю минувшее лето. Выпало оно необыкновенно жарким и сухим. Прожил я его — на работе и у себя в комнате — с закрытыми окна ми и спущенными шторами. Тихо, прохладно, уединенно. Городские сумерки на меня всегда действовали удручающе. При таком порядке я их не видел. Выходные дни проводил у могилы Володи. Часто, даже чаще не один, а с кем-либо из своих или Володиных друзей — охотников всегда было много. В середине лета художница Сахновская зарисовала мне могилу Володи. Я часто себя спрашиваю, хорошо ли сделал, похоронив Володю в Загорске? Знаю только одно, что в Москве кладбища все под угрозой. Кстати, передали недавно, что при реставрации лавры открыли гробницу знаменито го митрополита Филарета (Дроздова), вынули его прах, а куда дели — не знаю. Вот судьба конечная всесильного, могущественного словом, делом и подвигом. А что же нам можно предусмотреть и предугадать?
Пробую писать свои воспоминания, но писать летом в городе, в комнате, как ни изолируемой мною, но обтекаемой густонаселенным домом и коридором — трудно, и я отложил эти писания до отпуска. События 1 сентября — война Германии с Польшей и Англии и Франции с Германией — чрезвычайно нарушили жизнь. У магазинов вдруг выросли громадные очереди, равно как и у сберкасс. Объявление мобилизации привело к страшному спросу водки. У пунктов призыва старая картина — гармоника и плачущая жена! До чего живуч быт! Кажется, вся жизнь вывернута наизнанку, народ-богоносец стал народом-богоборцем, а вот загул с гармошкой остался и в серьезные минуты жизни народной опять и опять заявил свое право и власть.
Свободное копирование
