Михаил Михайлович Мелентьев и его книга «Мой час и мое время»
В настоящем издании представлены воспоминания Михаила Михайловича Мелентьева (1882–1967). Перед читателем пройдет вся жизнь этого незаурядного человека, врача от Бога, тонкого ценителя музыки, коллекционера, оставившего в дар своему родному городу Острогожску замечательное собрание произведении искусства, человека, обладавшего удивительным даром творить добро окру жавшим его людям. В книге помещены также воспоминания сестры Михаила Михайловича Анны (Анны Михайловны Долгополовой, 1884–1970), с которой его всю жизнь связывали самые близкие отношения.
Родиной Михаила Михайловича был провинциальный город Острогожск Воронежской губернии. Острогожск, заложенный казаками в XVII веке, в истории русской культуры более всего известен, быть может, как родина художника И.Н.Крамского, сыном которого в начале XX века в городе было построено здание для совместного размещения библиотеки и художественной галереи имени своего отца. Едва ли не единственная поэтическая картина этого небольшого города в русской классической литературе — в «думе» К.Ф.Рылеева «Петр Великий в Острогожске»:
Там, где волны Острогощи
В Сосну Тихую влились; <…>
Где в лугах необозримых,
При журчании волны.
Кобылиц неукротимых
Гордо бродят табуны;
Где, в стране благословенной.
Потонул в глуши садов
Городок уединенный
Острогожский казаков.
Именно этот тихий городок застал автор воспоминаний. Архитектурный облик Острогожска сложился в основном в XVIII веке, и тогда же во многом установились нравы и порядки городской жизни, законсервировавшиеся на столетие. Эти черты бытовой обстановки и образы людей давно ушедшей эпохи оживают на страницах воспоминаний М.М.Мелентьева. Перед читателем пройдут и неповторимые подробности духовной жизни русской провинции, отнюдь не тусклой и не инертной, чутко реагировавшей на все процессы, происходившие в России.
Михаил Михайлович родился в небогатой купеческой семье. Мать его была неграмотна, отец — малограмотен. В семье росли восемь детей (выжившие из двенадцати родившихся). Образование старших братьев закончилось приходским училищем. Темы семьи, традиционного быта и начального образования предстают перед читателем в двойном освещении в воспоминаниях Михаила и Анны Мелентьевых. Михаил и Анна были первыми в семье, кто настоял на продолжении образования, следующей ступенью которого служила классическая гимназия.
Конец века, на который пришлись детство, отрочество и ранняя юность Анны и Михаила, для Острогожска, как и почти для всей России, был временем, в некотором, но очень существенном отношении, схожим с петровским. Несмотря на политическую стабильность и «замороженность» России Победоносцева, шел неудержимый процесс распространения европейской культуры за пределы дворянского сословия и столичной разночинной интеллигенции, прежде всего в среду купечества и мещанства. По сути дела, это была вторая после Петра волна исхода из традиционного быта и бытия, определявшихся складом патриархальной жизни в соединении с православной религиозностью. Исхода на сей раз ненасильственного, хотя в историческом масштабе и достаточно стремительного.
История семьи Мелентьевых дает немало материала для размышления над этими глубокими переменами. В воспоминаниях Анны Михайловны особенно явственно звучит мысль о дистанции между сословиями, остро ощущавшейся в ее детстве и отрочестве. И в то же время не возбранен был, хотя и нелегок, путь преодоления этой дистанции — через получение образования, дававшегося гимназией и дополнявшегося навыками этикета, культурными запросами и оценками, впитывавшимися из окружающего «воздуха», из общения с семьями дворянской и разночинной интеллигенции. Немало страниц в воспоминаниях брата и сестры посвящено пробуждению тяги и страсти к образованию, нелегкому пути от начальных классов приходской школы до гимназии.
Желание получить высшее образование привело Михаила Мелентьева в Москву. Ценой отказа от своей доли наследства он получил возможность учиться на медицинском факультете Московского университета. Годы учебы его, 1905–1911, — эпоха первой русской революции и последующего накала партийной борьбы. В его воспоминаниях мы находим интересные подробности о тогдашней обстановке в университете, об отношениях к событиям в Москве и в провинции.
Анна Михайловна в эти же годы окончила Высшие женские курсы В.И.Герье (впоследствии, уже в пожилом возрасте, она воспримет как знак судьбы встречу и завязавшуюся дружбу с дочерью основателя курсов Софьей Владимировной Герье, убежденной теософкой). В 1908 году она вышла замуж за Владимира Саввича Долгополова, давнего острогожского друга молодых Мелентьевых, выпускника Лесотехнической академии. Вместе им суждено было прожить сорок один год и пройти все испытания, выпавшие на долю их поколения.
После университета М.М.Мелентьев отбывает воинскую повинность в днепровском пехотном полку, офицеры которого послужили в свое время прототипами героев «Поединка» А.И.Куприна. Демобилизовавшись, в 1912–1914 годах молодой врач работал в Москве, одно время возглавлял городскую больницу в Наровчате (Пензенская губерния). Эти страницы воспоминаний дают важные и интересные черты организации медицины и пути становления врача в предреволюционной России.
В 1914 году Мелентьев вновь оказался на военной службе и был направлен морским врачом в Кронштадтский военно-морской госпиталь. Глава «Кронштадт» — одна из самых драматичных в его воспоминаниях. Ему пришлось пережить наиболее кровавую страницу Февральской революции, массовые расправы матросов и «народа» с офицерами, самое начало того «красного террора», который, приобретая все более и более организованные формы, на протяжении десятилетий, то затухая, то вспыхивая с новой силой, будет терзать Россию. Здесь была расстреляна и его друг, девушка, оставшаяся на всю жизнь единственной любовью Михаила Михайловича.
Приехав в 1918 году в Москву, он, по собственному признанию, испытывал ощущение «конченого человека». Между тем, именно в это время начался новый этап в жизни мемуариста. В круг его опеки попал четырнадцатилетний юноша Владимир Свитальский. Одинокий, нравственно твердый и сильный по характеру человек, Мелентьев и раньше, и позже не раз принимал на себя роль руководителя и советчика, к нему тянулись и у него искали поддержки люди с тонкой душой и изломанные жизнью. Но для Владимира Свитальского Михаил Михайлович стал не только близким другом и советником, но и фактически заменил ему родного отца, отношения с которым у юноши были весьма сложными. Вскоре Свитальский переселился к Мелентьеву и на долгие годы стал для него самым близким человеком.
В 1923 году, в период относительной нэповской «оттепели», начался, возможно, самый благополучный и устойчивый период в жизни автора воспоминаний. Он переезжает в подмосковное Алабино, где вместе с близкими ему по нравственному складу и судьбе коллегами продолжает в местной больнице традиции земских врачей. Мелентьев занимает удобную и большую квартиру во флигеле бывшего демидовского «замка». Здесь складываются особые, присущие ему формы быта и домашнего уюта. Он получает возможность разместить и расширить свою коллекцию старинных вещей и фарфора, собирать которую он начал еще в ранней юности. Его усилиями квартира постепенно превращается в своеобразный музей. Двери дома широко открыты для гостей, создается свой круг общения, в который входят многие музыканты и художники. Тогда же начинается его многолетняя дружба с известным пианистом К.Н.Игумновым.
Володя Свитальский в это время явственно обнаруживает свой дар художника-графика. Учится он, правда, неохотно и нерегулярно, что объясняется, с одной стороны, отказом принять принципы современной школы графики — школы Фаворского — и вместе с тем… все острее проявляющимся сложным характером юноши, с самого начала сознательной жизни ощутившего себя «лишним» и обреченным человеком. Михаилу Михайловичу все это доставляло немало хлопот и огорчений. В 1931 году Свитальский, практически случайно замешанный в студенческое сопротивление властям, попадает в Бутырскую тюрьму и затем на Соловки. В 1933 году завершается и алабинский период жизни Мелентьева.
В этом году в связи с «делом» четырнадцати врачей (во главе с личным врачом М.Горького Д.В.Никитиным) был арестован и Михаил Михайлович. Во время следствия у него была изъята и более не возвращена часть дневников, которые он ценил и бережно хранил. После семимесячного заключения в Бутырской тюрьме он получил приговор: высылка на три года свободнопоселенцем в Медвежью Гору. Здесь Мелентьев занимает ряд весьма высоких медицинских должностей, работая одновременно на нескольких местах. Своим талантом врача и человеческой чуткостью ему удается снискать расположение самых противоположных людей, сошедшихся на этом острове «архипелага ГУЛАГ». Воспоминания дают немало подробностей, новых имен и судеб в истории сталинской «тюрьмы и ссылки» и рисуют, в частности, почти парадоксальную картину «расцвета культуры» в далеком карельском поселке, где «умелой рукой» было собрано немало талантливых и творческих людей, брошенных на строительство Беломоро-Балтийского канала.
Михаил Михайлович — продолжает писать здесь свои дневники и ведет большую переписку с друзьями, бережно им впоследствии хранившуюся. В Медвежью Гору, испытав немало мытарств после своего освобождения из Соловков, к нему приехал Свитальский. Именно здесь были созданы его лучшие графические сюиты: силуэтные иллюстрации к «Евгению Онегину» и «Борису Годунову», выпущенные вскоре в преддверии столетней годовщины гибели поэта массовым тиражом. Роль самого Мелентьева в этом неоценима: не только создание благоприятных для работы Володи внешних условий и человеческого климата, но и подбор необходимых текстов и материалов, мягкое и взыскательное обсуждение достигнутого, «продвижение» через друзей и знакомых готовых работ, публикация которых осложнялась лагерным прошлым художника. Свитальский собирался посвятить М.М.Мелентьеву свои иллюстрации к «Борису Годунову». Книга вышла без этого посвящения, но в истории книжной графики XX века имя незаурядного художника должно быть неотделимо от имени его старшего друга и покровителя.
В марте 1936 года, получив свободу, Мелентьев возвращается и Москву и поступает на работу в диспансер. В Москве его ожидал и тяжелейший «квартирный вопрос». В апреле 1937 года сильнейшим ударом для него стала трагическая смерть Свитальского в Загорске. Под впечатлением свежей потери Мелентьев создает свой первый опыт воспоминаний — «Книгу о Володе» (1938). Она проникнута теплотой и любовью к этому талантливому и непростому человеку и в то же время включает в себя массу писем и документов, с беспощадной правдивостью рисующей нравственные парадоксы его жизни. Книга эта для современного нам читателя во многом может служить документальной параллелью к романам К.Вагинова «Козлиная песнь» и «Зависти» Ю.Олеши с их двойными трагическими коллизиями: столкновением «бывших» людей, сохранивших изысканную культуру, с новым миром, ее презирающим, и, с другой стороны, открывающими декадентский излом и внутренний трагический разлад в душе героев. «Книга о Володе» включала немало тем, делавших невозможной публикацию ее в то время. Несмотря на это, Михаил Михайлович давал читать рукопись достаточно широкому кругу. О сильном впечатлении свидетельствуют письма читателей, помещенные в его мемуарах. За главным героем, возбуждавшим зачастую смешанные чувства, тогдашние читатели разглядели и второго героя, самого доктора Мелентьева, чье душевное благородство вызывало неизменное восхищение. Широкому читателю «Книга о Володе» становится известной только сейчас.[1]
Вслед за «Книгой о Володе» Мелентьев начал писать свои воспоминания, обрабатывая бережно им хранившиеся дневники и переписку.
Свободное копирование
