После отъезда девчонок я пристрастилась к чтению, особенно любила читать о животных и экзотических странах. Однажды к нам приехали корреспонденты городского радио, они готовили радиопередачу к Дню медицинского работника, да и этот год для больницы ведь был юбилейным. Так что для посещения было сразу два повода. Они знакомились с работой медиков, с результатами их деятельности. Заглянули журналисты и в нашу палату. Увидев меня за книжкой, молодая девушка поинтересовалась, что я читаю. Я важно ответила, что книга о коренных жителях верховья Амазонки, о животном и растительном мире Южной Америки. На вопрос об авторе, догадавшись быстро посмотреть обложку, серьезно ответила: «Ронни Старший». Этот Ронни мне запомнился почему-то навсегда, хотя больше я такого автора никогда не слышала. Я рассказала журналистке о своей операции, четко и уверенно сказала название «Трехсуставной ортрадез» и пояснила суть операции. На вопрос, скучаю ли я по дому, призналась, что скучаю, но лечиться надо, и я не буду плакать. Умилившись, посетители ушли, а меня так и распирало от гордости за свое первое в жизни интервью. Но прославиться мне не удалось, передачу никто из знакомых и родных не слышал. Только маме в воскресенье я похвасталась своими успехами.
Пролежала я в гипсе два месяца, а потом снова началась подготовка к операции на второй ноге. К этому времени меня перевели на второй этаж к однокласснице Тоне, которая была в гипсе уже после второй операции. Наш доктор все также доступным языком объяснял нам суть нашего лечения. Он вообще разговаривал с нами по-взрослому, по-доброму, интересовался не только нашим здоровьем, но и делами, увлечениями. Другой хирург, уже упоминавшийся Лев Наумович, не мог уделять нам столько внимания в силу своих служебных обязанностей главного врача всего санатория. А у Виктора Филипповича было всего два операционных дня в неделю и обязанности заведующего нашего отделения, поэтому наблюдать послеоперационных пациентов входило в его работу, и он никогда не уходил из отделения раньше пяти часов вечера. К мальчишкам он ходил играть в шахматы, к нам приходил поговорить о книжках.
Он и меня научил играть в шахматы, причем не только показал, как ходят фигуры, но и объяснил, что такое рокировка, эндшпиль, гамбит и прочие премудрости. Сначала он играл со мной не серьезно, потом ему надоело, и он стал учить меня методам защиты и нападения. Пожалуй, из девочек в шахматы я одна умела играть и играла довольно прилично, с мальчишками почти на равных. Но это было еще через два с половиной года, а пока наш доктор очень помогал нам поправляться. Названия наших операций были написаны химическим карандашом на гипсах, это позволяло во время обхода не листать истории болезни, для этого же на гипсах проставлялась дата. Суть этих хирургических понятий он нам объяснял. Так, например, на второй ноге мне предстояло пересадить мышцу перенеус ленгус, подтянуть ахиллово сухожилие и закрепить голеностоп, также как на правой, то есть сделать трехсуставной ортрадез. Кроме этих терминов мы знали варус и вальгус, контрактура и рекурвация, лардоз и скалиоз и еще массу других латинских слов. Мы умудрялись складывать их в рифмы и даже ругаться шутливо - как дам сейчас генувальгумом по контрактуре или что-нибудь еще в таком роде. Операцию сделали успешно и после месячного лежания, в гипсе вырезали окошко, через которое стимулировали электрофорезом пересаженную мышцу, пока она не заработала. Еще месяц тренировок и моя стопа больше не болталась плетью, поднималась и опускалась, и тапочек больше с нее не сваливался.