Сторонники проекта всполошились. Горбачева начали пугать, что пересмотр подготовленного соглашения не только нанесет ущерб советско-американским отношениям, но и осложнит сотрудничество с деловыми кругами других западных стран, обернется серьезными политическими потерями.
Провели серию переговоров в Москве. С американской стороны их возглавлял Д. Гиффин, президент Американско-Российского консорциума, несущей конструкцией которого был тенгизский проект. Ситуация вполне понятная и, вместе с тем, презабавнейшая. С одной стороны, американцы и наш Миннефтепром во главе с министром В. Чуриловым, с другой – члены экспертной комиссии, ученые, экономисты, геологи, экологи. Разговор получается странный. Мы задаем конкретные вопросы об отсутствии правовых гарантий, обеспечивающих интересы советской стороны, произвольных допущениях при расчете денежных потоков, аномалиях в механизме расчета себестоимости. Нам в ответ – аргументы об исключительном международном значении проекта, его политической поддержке на высшем уровне. После встречи в Москве звонят из аппарата М. Горбачева: между ним и Дж. Бушем достигнута договоренность, что члены экспертной комиссии вылетят в Сан-Франциско и проведут переговоры с руководством "Шеврона". Несложно понять – главная задача не столько учесть наши принципиальные замечания, сколько убедить в нецелесообразности упорствовать.
Звоню В. Щербакову, в то время первому заместителю председателя Кабинета министров СССР, министру экономики. Мы давно и неплохо знакомы, еще со времен его работы на КамАЗе. Говорю, что согласен провести переговоры с американцами, но считаю необходимым, во-первых, занять жесткую позицию, во-вторых, привлечь к юридической экспертизе проекта международные фирмы, профессионально занимающиеся подобными контрактами, слишком уж в нем много юридически тонких мест, можно допустить серьезную ошибку, нанести ущерб интересам страны. Получив его принципиальное согласие, вылетаю в США.