Наконец, после многих передряг, на пятый день моего заключения меня отвели домой. Но дома у меня были полицейские и Каролина с обязательством никого не допускать ко мне и прервать всякие сношения с внешним миром. Я сообщила об этом мистеру Jewel, и ему обещали, что сбиры будут переведены в нижний этаж дома с обязательством, однако, следить за мной и следовать всюду, пока я буду в России. Затем меня известили, что ко мне зайдет граф Л., чтобы окончательно уладить мое дело. Это был мой хороший знакомый, один из видных представителей "серебряной старости", с которым я познакомилась на первом ужине в России и постоянно находилась в дружеских отношениях.
Визит графа Л. и доктора Б. Попытки вынудить у меня признание Николая сумасшедшим. Последние дни в России. Обращение с арестованным
В воскресенье, в 2 часа, вошел ко мне гр<аф> Л., которого я увидела в первый раз в жизни совершенно трезвым. Он был в полной парадной форме; визит был официальный, и мы встретились, как люди, никогда не видавшие друг друга.
Он сказал, что очень сожалеет о происшедшем скандале, который, конечно, не случился бы, если бы они знали раньше то, что знают теперь, и что император, тронутый моим поведением, сделает мне на память подарок.
Все это, конечно, говорилось, чтобы смягчить меня. Затем между нами произошел следующий разговор:
-- Что же вы теперь намерены делать?
-- Все распродать и уехать из России.
-- А когда же вы думаете выехать?
-- Через две, три недели.
-- Невозможно! Уезжайте поскорее; пока вы здесь, скандал не утихнет.
Наконец мы условились о дне моего отъезда, после чего он просил меня, положа руку на сердце, сказать, не сумасшедший ли Николай?
-- Столь же мало, как и вы, -- был мой ответ.
После этого мы пожали друг другу руки, и он ушел, предупредив, что у меня будет доктор Б -- ий, специалист по душевным болезням, для расспросов о психическом состоянии великого князя.
Впоследствии мне рассказывали, что Л. говорил, что при всем моем уме я поступила, как безрасчетная дура, согласившись на все эти условия, так как, в противном случае, получила бы все, что захотела.
Затем полицейские принесли мне взятые при обыске вещи, причем большая часть оказалась испорченными, сломанными, а многих недоставало.
Только они ушли, пришел доктор Б-ий вместе с другим господином в качестве свидетеля. Доктор был бледный, худощавый человек с рысьими, глубоко сидящими глазами.
Он старался получить от меня показания о сумасшествии Николая, но я сказала:
-- Доктор, уверяю вас, что великий князь столько же здоров умом, как и вы. Я знаю, что он страдает клептоманией, но никакой другой мании у него нет.
-- Гм! гм!.. -- промычал он: -- Но чем же тогда можно объяснить ваше влияние на него? Он днем и ночью требует вас с криками и воплями.
-- Не знаю, но, вероятно, тем, что он хорошо знает меня, доверяет мне и помнит, что я всегда старалась угодить ему.
Доктор откланялся и ушел.
Вскоре я узнала от своей прислуги, что великий князь был арестован у своего отца, что он был страшно раздражен, что на него надевали смирительную рубашку, обливали холодной водой и даже били.
Бедный друг! Не имея возможности переписываться со мной, он каждый день посылал ко мне человека за какими-нибудь своими вещами -- жилетом, фуляром, туфлями. На пятый день ареста он потребовал свою подушку, говоря, что не может уснуть на другой; он перерыл ее всю и, не найдя там записки, отбросил ее от себя, провел рукой по лбу, прошелся по своей комнате, оделся и утих... Через два дня после этого он сказал своему доктору:
-- Ведь вы считаете меня сумасшедшим, не так ли?
-- Точно так, ваше высочество.
-- Хорошо; пусть я буду слыть сумасшедшим для сумасшедших, но отдайте мне мою милую, дорогую Фанни Лир, или я стану в самом деле сумасшедшим.
Его, конечно, не послушали, и он перебил и переломал в своей комнате все стекла, зеркала и мебель. Он был очень силен не только морально, но и физически.
Свободное копирование
