Глава 2
НАСЛЕДНИКИ ВАСИЛИЯ НИКИТИЧА
(1880--1885)
Зима 1879--1880 гг.
После отца нас осталось пятеро: две сестры -- Катя и Нина и три брата -- Федя, Миша и Сережа. Старшей, Кате, едва минуло двадцать лет, а младшему, Сереже, -- шесть. "Наследники Василия Никитича Сабашникова", как нас стали именовать, мы были еще юны и неправомочны. Согласно законам того времени, над мальчиками, как "малолетними", т. е. не достигшими семнадцати лет, учреждена была опека, во главе которой стал дядя наш, брат отца нашего, Михаил Никитич Сабашников. Сестры же, вышедшие из малолетства, но не достигшие "совершеннолетия", выбрали себе попечителей в лице Николая Алексеевича Абрикосова и Альфонса Леоновича Шанявского. И первый опекун наш, и попечители сестер, люди, занятые собственными делами, жили в своих домах, бывали у нас в доме изредка и в нашу домашнюю жизнь совершенно не вторгались.
Видя желание Кати быть полезной сестре и братьям и оценив ее недюжинный ум, настойчивость и деловитость, они не только охотно предоставляли ей всецело заботы о доме и воспитании нашем, но и в чисто коммерческих делах вводили ее в сущность всех решавшихся вопросов и считались с ее мнением. Старик Бессонов, оставшийся после отца служить в опеке и по-прежнему вместе с Носковым ежедневно завтракавший с нами, не раз высказывал свое восхищение, любуясь, как старшая дочь Василия Никитича работает в отцовском кабинете.
Зиму 1879/80 года мы были в трауре. Сестры одевались в черное, с крепом на головных уборах. Мы, мальчики, носили на левой руке, повыше локтя, креповые повязки. Никакие увеселения не полагались, ни выезды, ни приемы. Сестры ездили на Женские курсы в Политехнический музей. К нам, мальчикам, они проявляли трогательную заботливость, и мы к ним безотчетно льнули. За эту зиму сложилась у нас та исключительная дружба, длившаяся и крепчавшая затем всю нашу жизнь, которая бывала так часто источником тревог и волнений, но зато и давала нам такую полноту душевной жизни.
Здесь будет уместно сказать несколько слов о масляных портретах отца и брата Сережи, писанных Невревым в эту зиму. Неврев хорошо знал отца, что и дало ему возможность в посмертном портрете его передать большое сходство. Все друзья и родные единодушно находили портрет весьма в этом отношении удавшимся. Естественно было просить Неврева написать портрет и общего любимца -- маленького Сережи. Сережа был очень резвый, но худощавый и бледный мальчик. Мишенька Артюхов мне иногда напоминает Сережу, каким он тогда был. Любопытно, что Мишенька совершенно по-сережиному немного подпрыгивает, перебегая из комнаты в комнату. Чтобы удержать в кресле живого мальчика необходимое для позирования время, Неврев рассказывал ему сказки, часто передавая отдельные эпизоды былин. Он рассказывал очень хорошо, и я любил во время сеанса садиться тут же и слушать спокойное развитие рассказа. Замечательно, что Неврев придал Сереже в портрете сосредоточенно-скорбное выражение. Подумаешь, что художник предвидел предстоявшую Сереже горькую участь.
Работы Неврева вызывали живейший интерес к себе среди друзей отца и наводили на разговоры о том, кто из детей в кого из родителей пошел. Обыкновенно находили, что Катя и я пошли в отца, а Нина и Федя в мать. Про Сережу как-то общего мнения не складывалось, по причине ли его еще малолетства или потому, что черты обоих родителей в нем сочетались особенно равномерно.
Между тем сличение фотографий устанавливает бесспорное сходство не между мамочкой и Ниной, а между мамочкой и Катей, обыкновенно как-то не отмечавшееся друзьями, умилявшимися сходством Кати с отцом. В самом деле, у Кати, как у мамочки, те же светло-русые волосы, выдающиеся скулы, большой рот и мягкие губы, те же широко расставленные, несколько выпученные вперед, большие, светло-голубые лучезарные глаза, та же энергичная, подвижная фигура. И та же, добавлю я, уже на основании не фотографий, а поступков, подвижность, настойчивое напряжение мысли, решительность в суждениях и непреклонность в решениях. Непреклонность, впрочем, проистекающая из глубоко заложенного в ней чувства долга и вовсе нелегко ей дававшаяся! Любопытно, с другой стороны, что сестра Нина в молодости очень похожа была на нашу несчастную сгоревшую бабушку, мать нашей матери, Скорнякову, урожденную Колесникову, как она изображена на старинном, сохранившемся у меня масляном портрете работы неизвестного художника, сумевшего, очевидно, уловить и передать на полотне характер своей модели. Этот портрет вскрывает в Нине какие-то глубокие еще колесниковские корни, т. е. не только досабашниковские, но даже доскорняковские черты, очевидно, улавливавшиеся и в мамочке, и в Нине людьми, хорошо лично мамочку знавшими.
Очевидно, наследственные свойства предков переплелись в каждом из нас весьма прихотливо, давая иногда повод к совершенно разноречивым заключениям.
Свободное копирование
