Население одной из комнат студенческого общежития на Сенной площади состояло из двенадцати человек. Из этих двенадцати одиннадцать были полные шалопаи, к каковым относился и я. А двенадцатым был Тарайкович.
Это был очень организованный человек, отличавшийся особой заботой о своём здоровье.
Мы, как правило, любили засиживаться допоздна и травить разные байки. А Тарайкович к одиннадцати часам вечера укладывался спать и требовал, чтобы мы прекратили галдёж и погасили свет.
Нас это раздражало, и, в конце концов, мы пришли к мысли, что надо бы этого уж очень «перпендикулярного» товарища из нашей комнаты удалить. Но сделать это надо так, чтобы он сам решил переселиться в другую комнату и не сердился на нас. Проблема была сложная, но после нескольких дней размышления я придумал, как это надо сделать, и на тайном совете шалопаев мой план получил одобрение.
План был прост, как все гениальное. Рядом с общежитием была мастерская какого-то портного. Дождавшись, когда Тарайкович уснёт, я схватил его пиджак, прибежал в мастерскую и, разбудив уже спавшего портного, попросил его распороть пиджак по бокам, а потом снова сшить, убавив в швах по паре сантиметров. Сначала портной никак не мог понять, что я от него хочу. А когда понял, то очень удивился.
- Это очень хороший пиджак, - сказал он, - и сшит по последней моде. И зачем портить такой хороший пиджак?
Мне пришлось пустить в ход весь запас моего красноречия, чтобы убедить этого славного человека, что после перешивки пиджак станет намного лучше и сидеть на его владельце будет просто элегантно. Я отчаянно врал, придумывая на ходу разные убедительные причины, чтобы уговорить портного выполнить такой необычный заказ.
- Понимаете, - наконец сказал я, - наш друг недавно перенёс тяжёлую болезнь и сильно похудел. А когда выздоровел, то пиджак оказался ему широк и стал сидеть на нем, как мешок на палке. Это его очень огорчило. Вот мы и решили сделать ему своего рода подарок. Если Вы быстро перешьёте пиджак, то утром, когда он его наденет, то очень обрадуется тому, как хорошо на нём сидит пиджак.
Этот довод оказался убедительным, и портной принялся за работу, время от времени подозрительно поглядывая на меня и почему-то покачивая головой.
Когда работа была выполнена, портной отказался от платы.
- Раз это подарок больному студенту, - сказал он, - то я тоже хочу участвовать в этом благородном деле и внести свою скромную лепту.
Горячо поблагодарив портного, я схватил пиджак, прибежал в общежитие и повесил его на то место, где он висел раньше, - на стул рядом с кроватью Тарайковича.
Утром, когда Тарайкович, вытираясь полотенцем, вернулся из умывальной, я подошёл к нему и участливо спросил, как он себя чувствует и очень ли болят у него почки.
- Ты что, обалдел, - сердито ответил Тарайкович, - с чего это ты решил, что у меня должны болеть почки?
- Так это сразу видно, - ответил я, - ты же за ночь так опух.
- Брось трепаться, - сказал он, - пора идти в институт, не задерживай меня.
Тут и остальные студенты, живущие в нашей комнате, стали спрашивать Тарайковича про его почки и удивляться тому, как он опух всего за одну ночь.
- Да пойдите вы все к чёрту, - сказал Тарайкович, добавив еще что-то матерное, - не задерживайте меня, я не хочу из-за вас опаздывать на лекции! - с этими словами он взял свой пиджак, надел его и с удивлением обнаружил, что пиджак стал тесен, и его нельзя застегнуть. И тут он убедился в том, что мы правы - он действительно опух. Поэтому, придя в институт, он не пошёл слушать лекции, а побежал в медкабинет и попросил врача его осмотреть.
- Зачем, - спросил врач, - вы что, плохо себя чувствуете?
- Я за прошедшую ночь опух, - ответил Тарайкович, - полагаю, что у меня какие-то нелады с почками.
- В таком случае, - сказал врач, - раздевайтесь. Сейчас я Вас осмотрю. - И стал тщательно выслушивать и выстукивать Тарайковича.
- Ну, что Вы нашли? - озабоченно спросил Тарайкович, когда врач кончил его осматривать.
- Я нашёл, что Вы симулянт, - ответил врач, - и о Вашем поведении следует сообщить в деканат. - Кроме того, - добавил врач, - советую не пить натощак и не мешать работать занятым людям. - С этими словами он бесцеремонно выставил Тарайковича за дверь.
Но на этом история с почками у Тарайковича не закончилась. Каждое утро мы по одному подходили к нему и участливо спрашивали, не болят ли у него почки.
Дней десять Тарайкович выдержал, а потом мы так «доехали» его вопросами о его почках, что он не только убрался из нашей комнаты, но и вообще переехал в другое общежитие.