10 октября 1939 г.
Приходит к нам художник Роберт Фальк — высокий, задумчивый. Молча садится за рояль, играет приятно, музыкально. Цаплин говорит: «Фальк — художник». В устах Цапа это наивысшая похвала. Вбегает иногда оживленный и милейший Артур Владимирович Фонвизин — акварелист и просит, чтобы я пела. И чтобы позировала ему. Мне так нравятся его акварели, что я согласилась; он быстро работает, и интересно на это смотреты Прелестный мой портрет с гитарой он подарил мне, а второй мой портрет взял себе. Кажется, продал его в Третьяковку. Я на первом с гитарой, в белом платье, а главное — я поющая. Акварель его поет!
Сам Фонвизин ужасно милый и трогательно, хорошо ко мне относится. Познакомил меня со своей тихой женой Натальей Осиповной. Она умная и понимает искусство. В обоих — отсутствие затхлого московского провинциализма. Его акварели волшебные: тонкие, изящные. Чувство цвета изысканное. Рука мастера. Он подарил мне «Букет», сказав: «Дарю вам лучший из моих букетов!» И действительно, эта акварель изумительна!
Юрий Александрович Завадский после Абрамцева, где он порой возникал передо мной как тень и даже катал меня и Аленушку на лодке, очень красив! Он отлично читает Пушкина, чего другие не умеют, даже Качалов. Да... граф д’Альмавива красив... Но молчу... Молчу...
В Москве он читал мне «Евгения Онегина» наизусть — читает отлично, лучше Качалова. Пушкина надо читать просто, без ложного пафоса.
1940 год. Москва
Речь человеческая должна быть чистой, твердой, тихой, плавной.
«Юности честное зерцало»
О Дельсарте писал Сергей Волконский:
«Это было в 1834 году. Благодаря плохой методы консерваторского преподавания он лишился внезапно голоса. Но, несмотря на это, он продолжал петь вне оперной сцены, и таково было его умение владеть природными данными, что самые недочеты его голоса превращались в новое средство выразительности.
Он пел все негромко и производил потрясающее впечатление. Он никогда не терял контроля над самим собой.
С невероятной легкостью переходил он от трагической и величественной арии Глюка к какому-нибудь чувствительному куплету. Главная прелесть его исполнения заключалась в том, чего нет ни в тексте, ни в нотах. Главные его средства были: свобода в ритме и неисчерпаемая шкала оттенков. Это было и пение и декламация.
Чем выше восходит разум — тем проще становится речь.
Мы должны выражением нашего лица дать зрителям предчувствовать то слово и ту мысль, которые последуют».
Читаю прекрасную книгу Станиславского «Работа актера над собой».