"Виновата ли я..." - 4

В одном из маленьких храмов Москвы я как-то беседовала со священником. Я спросила его, как мне дальше жить, и он ответил:

— Живи, дочка, по заповедям, и самое главное, чтобы тебе, когда проснешься утром, не было стыдно за то, что ты сделала накануне. Старайся жить по справедливости, делай добро людям, научись прощать.

Эти простые слова запали мне в душу. Я стараюсь так жить. Не всегда это получается, но я запомнила ту беседу. И прежде, нежели что-то сделать, я думаю: а что бы Он сказал… Должна ли я так поступить? Правильно ли это?

Конечно, как каждый человек, я делаю немало глупостей. Но, может быть, я сделала бы больше ошибок, если бы не те слова. Они — в моей душе.

Сохранить внутри себя добро, надежду, покой, гармонию очень трудно. Но мы должны, иначе уходит доброжелательность, духовность, а это страшно. Человек так устроен, что всегда надеется на лучшее. Даже если что-то происходит плохое.

Я всегда старалась помочь тем, кто оказывался в трудном положении. Сколько себя помню, всегда была ходатаем по житейским делам: кому-то нужно было выбить квартиру, кого-то уложить в больницу. Кстати, меня дважды избирали депутатом Моссовета, и я была председателем постоянной комиссии по культуре. Признаюсь, я довольна тем, что мне удалось ускорить строительство столичных объектов культуры. Однажды этот вопрос был главным в повестке дня сессии Моссовета. На сессию пригласили много гостей, и заседание проходило в Колонном зале Дома Союзов. Я вышла на трибуну и сказала:

— Дорогие товарищи зрители!

Зал решил, что артистка ошиблась и загудел.

— Нет, я не ошиблась, — сказала я. — Вы знаете, что нам, артистам, часто приходится выступать в различных аудиториях и начинать с этого традиционного приветствия. Иной раз, когда приглашают на деловое совещание — это с артистами тоже случается, — идешь и думаешь, как бы не сказать этих слов. Но сегодня я специально обращаюсь к вам с этим традиционным приветствием. Потому что я уверена: нет среди вас человека, товарищи депутаты, который не любил бы кино, театр, цирк, кто не испытывал бы радостного, трепетного волнения от сопричастности к искусству, к судьбе героев, к проблемам жизни, представленной на высший суд, суд зрителя, — то, ради чего творит истинный художник.

Я хорошо подготовилась к выступлению, мне помогала большая группа депутатов, проводила дотошные проверки. В ту пору в Москве строились новые здания МХАТа, музыкального училища имени Гнесиных, цирк на проспекте Вернадского, книгохранилище Всесоюзной государственной библиотеки, кольцо крупных кинотеатров. Но темпы строительства отставали от намеченных планов, то и дело урезали финансирование. Я стояла на трибуне и говорила так запальчиво и горячо, что зал затих. Я то и дело отрывалась от заранее написанного мною текста, называла пофамильно чиновников союзных и московских ведомств, подвергла острой критике и председателя исполкома Моссовета Промыслова, что не случалось на сессиях. Я даже подумала, не очень ли резко я выступаю, но тут же отогнала сомнение прочь.

Обычно сессии проходили тихо, размеренно, все документы были заранее подготовлены аппаратом, а тут такое случилось… Нечто вроде обвала.

Сразу же после сессии мой домашний телефон раскалился от звонков. То и дело к высотке подъезжали фельдъегери с красными пакетами, на которых стояли сургучные печати. Чиновники словно забыли, что надо было направлять ответы о принятых мерах в аппарат постоянной комиссии. Они словно бы договорились посылать документы ко мне. Потом я поняла, в чем дело: не только в моем страстном выступлении, но и в том, что кто-то доложил в ЦК партии о сессии — и была дана команда срочно рассмотреть весь комплекс строительства объектов культуры.

Этот случай еще раз подтвердил мое правило — быть честной перед совестью и людьми. Я и вправду не из робкого десятка, и люди знают, что я всегда стремилась оставаться на здравой позиции, никогда не была флюгером. Помню, и меня пригласили в телепередачу «Времена». А вскоре после этого я очутилась за «круглым столом» в кресле у президента — обсуждался вопрос о беспризорниках. Не знаю, понравилась моя позиция ведущему передачи и президенту, но после телесюжетов об этих заседаниях я получила множество писем с благодарностью «за защиту здравого смысла и справедливости».

Долгие годы я была председателем правления Международного культурного центра «Слава», который активно поддерживал детские творческие коллективы, занимался историко — культурными и просветительскими программами. Я рада, что встречала поддержку моих общественных забот у многих людей — депутатов Государственной думы, руководителей московской мэрии, бизнесменов. Я благодарна им.

Я встречала добрых и сердечных людей, к которым всегда можно обратиться за советом, за поддержкой интересных инициатив. Хочу назвать Валерия Исааковича Грайфера, крупнейшего ученого, лауреата Ленинской премии, генерального директора компании «РИТЭК», председателя Совета директоров «Лукойла», и Игоря Александровича Найвальта, руководителя Балтийской строительной компании. Его заботами было обеспечено возрождение многих храмов в Москве, в том числе и храма Живоначальной Троицы, второго по величине после храма Христа Спасителя. Золотые купола, голубые звонницы и часовни, белокаменные стены храма, — это чудо у Борисовских прудов. Храм был заложен в 1988 году, в память тысячелетия крещения Руси, а освящен Его Святейшеством Патриархом Московским и всея Руси Алексием в мае 2004 года. Я счастлива, что как член Попечительского Совета была на этом великом торжестве.

Картину «Виновата ли я…» мы сняли быстро. Для меня это была одна из самых интересных работ — совершенно новая роль, то, что я никогда не играла прежде.

Меня в ту пору многие знакомые спрашивали: что ты сейчас делаешь?

— Снимаюсь, играю алкоголичку.

— Да ладно, это же не твоя роль. Ты — алкоголичка? Что-то не верится.

— Но тем не менее — играю.

Увы, судьба картины оказалась драматичной. Хозяйка картины долго не хотела никому ее продавать: ни для телевидения, ни для проката.

— Они меня надуют, — говорила она. — Вот если бы сразу заплатили все деньги, тогда я продам. А по частям, авансы и так далее — я в это не верю…

Время шло, а зритель фактически не видел меня в этой роли.

Меня пригласили на женский кинофестиваль в Набережных Челнах. Там показывали нашу картину, и я получила премию за лучшую женскую роль. Помню, как в огромном, битком набитом зале я сидела среди зрителей. Когда фильм закончился, в зале была тишина. Я думаю: Боже мой, неужели не понравилось? Никто не аплодирует…

А потом зал встал и стоя меня приветствовал. И я вынуждена была подняться на сцену и поклониться. Я увидела, что даже мужчины плакали…

Так случилось, что нас с Волонтиром пригласили на концерты в Днепропетровск. Одно отделение — он, другое — я. Мы решили придумать эффектную концовку и в финале концерта выступить вдвоем. Тем более что из Днепропетровска мы должны были приехать в Москву и выступать в Колонном зале.

Михай сказал, что у него есть фонограмма колыбельной песни на молдавском языке. И он посвятит ее мне. В зале приглушат свет, он зажжет свечу, и мы, держа ее в руках, выйдем на авансцену.

Получился трогательный финал, и мы решили это повторить в Колонном зале.

Но в Москве мы внесли в наш номер коррективы. Показали зрителям фрагмент картины «Виновата ли я…», после которого я вышла на сцену, рассказала о фильме и собралась уходить, а тут ведущая обращается ко мне:

— Клара Степановна, мы приготовили для вас сюрприз. Сейчас вы увидите знакомого…

Я поворачиваюсь — стоит Волонтир. И мы так же, как в финале «Цыгана», сходимся, молча стоим некоторое время. Звучит до боли знакомая музыка — финал из «Цыгана».

Михай зажигает свечу и поет колыбельную.

Это был концертный номер. Но зритель-то подумал, что мы действительно случайно встретились на сцене Колонного зала.

После первой трансляции на ОРТ пришли сотни писем с просьбой обязательно повторить этот концерт. И его повторили…