Батько

Лариса: помню, когда дедушка приехал, была зима, он вышел на улицу покурить, а я закрыла дверь в квартиру. Или он закрыл сам, не мог зайти, прождал какое-то время, замёрз сильно. Я не могла открыть, я была маленькая. 

Бабушка: как он был рад… Ваня работал на винзаводе, любое вино мог принести, сам не пил. Один раз принёс мускат. Такой красивый, золотистого цвета. Ароматный, изумительный!  Полусладкий или сухой? Не помню.

Папа лежит, отдыхает на диване, а он пришёл и принёс этот мускат. Наливает ему, а папа стесняется. «Попробуйте, попробуйте!», налил ему в бокал, «Попробуйте это вино, какое хорошее!» Папа сел: «Та неудобно, та я уже лежу, да я не хочу», а потом попробовал «Ах, я в жизни такого не пробовал вина!»

Как-то он с тобой гулять вышел на улицу, а уже снег подтаивал, а он взял ведёрко и делал тебе пасочки из этого мокрого снега. Он, по-моему, два раза приезжал.

Лариса: вечно, я помню, кто бы ни приехал, всегда чемодан был полон орехов, яиц, яблок. Какие-то сухофрукты возили чемоданами, сало…

Бабушка: когда мне было плохо, я училась и уже на квартире жила, я уходила от Краснянских. Денег же ж нет, а уходить хочется, хочется уже самостоятельности. Так батьки однажды, помню, прислали посылку: сливы «венгерка» свежие и сухари. Посылки были в деревянных ящиках, забитых гвоздями. Химическим карандашом писали адрес. Слюнявили и писали. Вот, помню, что поддержали один раз, сливами и сухарями. Это было. Ой, какое счастье… Я их целую неделю ела. А потом всё равно пришла обратно к Краснянским. Не хватило сухарей… Тина Яковлевна меня спрашивает: «Нина, ну как ты?» А я: «Ну как, зарплаты нет, я голодная вот сижу». А она: «Приходи к нам, дурью не майся».

А почему денег не было? Раньше были артели. Вот какая-то трикотажная артель еврейская была. Я там была ученицей мотальщицы. И вот мотали мы нитки, мотали. Две недели отработала, пришёл аванс. И я чувствую, что недолго задержусь. Нету подённых никаких, чем ты заплатишь за квартиру? И я повернулась, и ушла, чтобы не быть им должной. И мне эта специальность не нравилась, и зарплата там не нравилась. Короче говоря, я ушла опять к Краснянским. А потом я уже от них ушла в ПНД…

Нонна Краснянская выросла, вышла замуж за Сергея, он был врачом-хирургом. Уехали они все в Израиль, кажется, Сергей переучился там. Могилы в Одессе остались. Наверное, они кому-то их передоверили. Кто-то же смотрит за ними. Сначала уехала её сестра Мария Яковлевна, гинеколог. Она работала в пятом роддоме, по-моему. И Тина Яковлевна поехала к ней и увидела, как она там живёт, и тоже решила ехать. В Чикаго, что ли? В этом районе…

А мати… Как она хотела лишить нас даже этого домишки! Дело в том, что она согласилась переехать в Одессу. Сначала мы туда в Квитки ездили, ездили, пока Лариса руку серпом не порезала. И я решила, хватит. В седьмом классе ты была, помнишь? А огород какой был, 54 сотки! Всегда там всё было: и пшеница, и рожь. Картошка, помидоры, огурцы, фасоль, лук, морковь, буряк, капуста. Яблони, вишни, груши, черешни, абрикосы. Мы приезжали, убирали всё, пахали, пахали. Воду из колодца за полкилометра носили. А как я мазала каждый год этот сарай несчастный, который обвалился потом. Когда Вера уже стала с Борей жить, поженились, так они взяли толь, привезли и оббили его этой толью под крышу, почти под стрiху. И всё, и перестали мы мазать. Глина больше не обсыпалась, всё нормально стало. И мы уехали, он в хорошем состоянии был. Обмазанный, такой хороший, большой сарай. Толью забитые стены, не оббивалось ничего.

А дедушка курил. Садил этот табак. Боже, как вспомню этот самосад, мама! Вооот такущий, три метра высоты, а листья вот такие вот огромные! Он его посушит, порубит и курит. Но понемножку курил. А кто-то взял, вытаскал один раз всё с корнями и унёс. И с тех пор он не садил уже больше… Но он покупал Яву, Приму. Но редко покупал и курил.

Конечно, ему в жизни досталось, бедному. И выпить не чурался, и покурить. Но о нас он думал всегда. Всегда думал о нас. «Шо я с вами буду делать?...» когда мама умерла, говорил. «Ой, дiточки мої рiднi… Шо я з вами робитиму…» Сам инвалид, и думал, кому он с тремя детьми будет нужен? А сам всё своими руками сделал, боже, этот домишко, этот сарайчик. Инструменты у него покрадут молодые шофера. Он всё сделает руками. Абсолютно всё, что надо к машинам! Без него уборочная ни одна не проходила. Он всегда был на уборке и всегда его портрет висел на Доске почёта! Мы приезжали, и я думаю: ну, наверное, в этом году он уже не работает. А он на пенсии на работу не ходит, а на уборочную его берут, потому что не могут без него там. Косилки, сеялки, веялки – он всё это починял. А когда он работал в колхозе, то работал кузнецом. И там у них эта кузня была. С правой стороны пруд, а слева кузница, только дальше чуть-чуть. И коровники там стояли вдалеке. У них там горн был, и он абсолютно всё там делал: клепал, варил, и всё-всё-всё делал.  

Сестра у него была Мария, мы ездили, ты ещё помнишь её. Вера, Лида – мои сёстры двоюродные. Люда, их дочь. Вера, другая дочка, была домашний архивариус, всегда вела записи в блокнот: кто когда приехал и так далее. Жили они около ветряка. А потом перебрались в центр села. Тётя Мария жила с Катей, дочкой. Катя к нам в Одессу приезжала даже. У неё три сына, по-моему. И три дочери: Катя, Лида и Вера. Они хотели, чтобы дочка Лиды приехала сюда, поступала тут куда-то после десятого класса, когда мы в последний раз были. А у тебя как раз с Нечинским закрутилось развод-не развод, туда-сюда, и я думаю, ну, куда её брать? Я не знаю, где ты будешь, квартира будет какая. В общем короче, они обиделись, и когда тётя Мария умерла, они даже не сказали. Я договаривалась, чтобы они мне позвонили. И даже не позвонили.

Так они живут там. Лида умерла. Не знаю, Вера жива или нет. У Кати инсульт был. То ли она выжила, то ли нет.

В 1983 году папа поскользнулся и упал в пяти метрах от хаты, рядом с яблонькой. Умер почти сразу. Так его не стало…

На памятник я сделала портрет дедушки с его фотографии. Коля каждый год ездил, красил, всё делал, а теперь некому могилку подкрасить…

Сельское кладбище недалеко было от дома. Дорога раздваивалась – одна часть уходила на Валяву, на Орловец, а тут вода вымыла такое глубокое ровище. И на этом кусочке, на возвышенности надо рвом сделано кладбище. Скоро и могилы, наверное, поедут туда, в этот ров…

Раньше там киевляне и ленинградцы покупали себе дома с участками. Когда приватизация была, мы имели право оформить свою землю на себя. Наши её оформляли и потом продавали эту землю. Но доехать туда невозможно, как ты туда доедешь? До Корсуня доедешь, и то с пересадками…