Разве все, написанное мною, было так плохо? Конечно, как и всем, приходилось огораживать свои мысли цитатами из Маркса, Энгельса, Ленина, чтобы показать свою правоту. Но разве я не сидела долгими днями над источниками, разве не вгрызалась в жизнь далекой Англии XIII–XIV веков, чтобы понять ее, понять действия и помыслы людей той поры, обнаружить законы, управлявшие ими? Разве я не показала в своих работах объективный смысл происходивших между ними конфликтов, историческое значение их последующих результатов? В пору экономико-детерминистского понимания марксистской исторической теории я одной из первых в нашей науке занялась историей государства, политической историей, насытив их новым социальным содержанием. В пору диктаторского режима показала прогрессивность возникновения английского парламента — этой праматери современных парламентов. В годы, когда все историки-немарксисты обличались как пособники буржуазии, я читала курс, а потом на его основе издала учебник по историографии средних веков, в котором с максимально возможной тогда объективностью показала развитие исторической мысли в Европе XIX–XX веков, критикуя отдельных ее представителей, но в то же время отдавая должное вкладу каждого из них.
Разве я не вырастила целую плеяду хороших ученых, которые сегодня свободно и непредвзято могут развивать и двигать вперед нашу науку, корректируя и марксистское понимание истории? Что же касается последнего, то не могу принять обвинения в догматическом его использовании. Я и сегодня считаю себя историком-марксистом и не стыжусь этого. Конечно, много в марксистском понимании истории устарело, особенно же в его догматическом истолковании, которое господствовало в нашей науке, оболваненной примитивом «Краткого курса». Все это требует коррективов, переосмысления, но смешно на этом основании отрицать вклад марксистского понимания истории в историческую науку, признаваемый во всем мире. Конечно, оно являет собой лишь один взгляд, возможны и другие.
Но мне этот взгляд представляется наиболее адекватным целям познания исторической действительности, наиболее удачной «рабочей гипотезой» для серьезного историка, которая дает возможность объяснить объективную сторону исторического процесса и его субъективное понимание современниками и последующими поколениями, соединить познание индивидуального и конкретного с выявлением исторических обобщений и закономерностей исторического развития. Разве я не выступала на международных встречах с докладами, которые вызывали интерес не только наших, но и западных историков, с которыми мое общение осуществлялось на равных.