Так в конце своей жизни я вновь оказалась в вихре событий. Все как бы вернулось на круги своя. Казалось, доживу жизнь в тихом болоте, которым окружил нас «застой». Ан, нет. Мне не было это суждено. Перед глазами вновь разворачивается целая революция. Со страниц газет смотрят на меня давно забытые лица — Троцкий, Бухарин, Каменев, Зиновьев, проклятые много раз «враги народа», которые, оказывается, были и не такими уж врагами, реабилитированы, восстановлены в партии. А порой нет-нет и мелькнет статья о моем дяде — Мартове, который и после Октябрьской революции 1917 года говорил не столь уж глупые слова о сущности революции, призывал Ленина к созданию многопартийного левого правительства. Порой встречаются даже цитаты из Дана. Я читаю книги Бердяева, изданные в СССР, этого отъявленного, как считалось ранее, мракобеса и реакционера. И где же мое место во всем этом? Как же я прожила свою жизнь в эти страшные семьдесят лет, сделала ли что-то нужное, полезное, или вся моя жизнь была пустым прислужничеством перед господствующей идеологией? Сотни вопросов одолевают меня. Как дать на них честные, искренние ответы перед самой собой и потомками.
Первые годы после 1985 года меня больше всего волновала мысль, как случилось, что в этой страшной буре я уцелела, я, дочь своего отца и жена своего мужа? Как уцелел Эльбрус? Как, наконец, сумела добиться определенного успеха в науке, пусть скромной известности в своей области. И сейчас не нахожу убедительного ответа на этот вопрос. Что я оставалась в поле зрения НКВД, куда меня вызывали, это ясно. А теперь, ознакомившись с делом отца 1937 года, я только убедилась в этом. Дочь «врага народа» и жена арестованного Эльбруса, я лишь случайно (это тоже ясно) избежала гибели. Что мои ближайшие родственники, с которыми я жила, были Иковы и Матовы, разделявшие идеи меньшевизма — это также было всем известно. Что все, кто окружал меня на работе — знали о моих родственных связях — это тоже неоспоримо. Что же спасло меня в разразившейся катастрофе в тридцатые годы, в кампаниях космополитизма в начале пятидесятых годов? Не знаю, может быть, моя счастливая звезда, может быть, то, что не нашлось доносчика или человека, который активно хотел бы уничтожить меня, или же его величество случай: тот следователь, что вызывал меня в 1936 году, может быть, сам погиб в вихре репрессий. Мое дело где-то затерялось, а вместе с ним и мой след в НКВД. А позднее счастливое разрешение дела Эльбруса повлияло и на мое. Все может быть, но то, что чаша сия миновала меня — это чудо, за которое мне остается горячо благодарить судьбу.
Свободное копирование
