23 декабря я была радостно взволнована. Утром поехала в Государственный Русский музей. Взяла пропуск и отправилась в графический отдел к Петру Евгеньевичу Корнилову. Там узнала, что шкаф, предназначенный для моих досок, освобожден. Доски мои были сотрудниками музея очень бережно приняты. И вот это меня сильно порадовало.
Шкаф не высокий, но глубокий, из карельской березы, красивый. Сама ставила доски в шкаф, и еще раз гладили и трогали их мои пальцы. Еще раз скажу и в последний, как мне было тяжело расставаться с ними. Успокаивает меня мысль, что после моей смерти они будут на своем месте и, может быть, заживут дальше, давая молодежи возможность на них учиться прекрасному (это относится не ко мне, а к граверному искусству). Итак, начало этому положено.
Я никак не могла привыкнуть к моему любимому городу, лишенному света, я никогда его таким не видела.
Мне очень хотелось пройти ночью по его темным улицам и площадям. Помогла осуществить мое желание Анастасия Осиповна. Я днем приехала в университет и, отпустив машину, прошла в лабораторию имени Сергея Васильевича, где и решила ждать вечера, темноты, когда Анастасия Осиповна и Михаил Аркадьевич Хохловкин освободятся от занятий, так как они решили меня сопровождать.
Когда совсем стемнело, мы вышли в бесконечный университетский коридор, который тянется вдоль узкого и длинного двора. В нем было темно, как в печной трубе, и, признаюсь, неприятно идти. Когда мы вышли из здания университета, то, несмотря на то что в городе были потушены огни, стало светлее: так ясное небо и сверкающие звезды освещали землю. Когда мы пошли по Республиканскому мосту, то увидели в перспективе Невы, на востоке, огромную красновато-желтую луну. Она висела на небе, как китайский фонарь, не озаряя города. Он тонул во мраке.
Перейдя мост, мы пошли вдоль Адмиралтейства, мимо Зимнего дворца и Александровского сада. Было очень красиво. Громады Зимнего дворца, Александровская колонна и за нею перспектива Певческого моста, а вдали ряд домов, идущих по загибу Мойки. Луна была не видна, но небо было удивительно красивого цвета. Какое-то лимонное с синеватыми тонами, которые чувствовались в зените.
Мы обошли кругом Дворцовую площадь, постояли под аркой Главного штаба, любуясь гениальной постройкой архитектора Росси. На первом плане громады зданий рисовались темными массивами. Чем больше удалялись дома, тем слабее виднелись их силуэты, и совсем вдали они нежно сливались в какой-то трудно определимой по цвету дымке. Перейдя через Певческий мост, мы пошли по берегу Мойки, мимо квартиры, где жил Пушкин.
Пройдя мостик через Мойку и Мошков переулок, вышли на набережную. В переулке нам в лицо дул сильный ветер, и щеки и носы сразу защипало. Постояли здесь, любуясь дивным пейзажем. С правой стороны Мойки тянулись постройки бывших царских конюшен, с левой — дома и здания Круглого рынка, а затем вдали мерещился Инженерный замок. Луна на небе забралась повыше и начала уже бросать свет на здания, на землю. Воздух был морозный, пахло озоном. Было непередаваемо прекрасно, когда мы переходили бесконечный Кировский мост. Петропавловская крепость и ее бастионы темнели сплошной массой.
Дойдя до моста Свободы, мы на нем постояли. Потом перешли на Выборгскую сторону. Луна высоко и ясно сияла. На освещенных ею домах лежали тени противоположных домов. Тени, пересекая улицу, поднимались по светлым домам, кончаясь ломаной линией дымовых труб. Тени от дыма шевелились и двигались на освещенных стенах. Было странно, немного жутко, но и прекрасно.
Весь декабрь месяц почти ежедневно работала в архиве Государственного Русского музея.