После конгресса все пошло своим чередом. К этому времени исторический факультет МГУ переехал из нашего уютного «овощехранилища» на улице Герцена в новое здание на Ленинских горах, построенное специально для гуманитарных факультетов. Мы въехали в него, когда вокруг лежала грязь и не все лестницы были готовы. Здание получилось неуютное, отдавало казармой или даже «смесью казармы с публичным домом», как оценил его один из виднейших наших профессоров Петр Андреевич Зайончковский. Весь дом состоял из коридоров, в которые выходили небольшие (по семнадцать метров) комнаты с низкими потолками и более крупные, сдвоенные (по тридцать пять метров). Нам досталась одна такая большая комната и две маленькие. Позднее мы постепенно их обжили, заставили книжными шкафами, разместили нашу огромную библиотеку, но сначала помещение казалось скучным, пустым и казенным, не хватало милого, старого актового зала, высоких комнат с лепными потолками. Но делать было нечего: приходилось привыкать к новой обстановке.
К этому времени на кафедре произошло много перемен. Вокруг меня возникла целая поросль молодых преподавателей. Некоторые из них были моими учениками, другие — нет, но всех их взяли или оставили на кафедре не без усилий с моей стороны, так как фактически подбор для нас новых кадров входил в сферу моих обязанностей. Много сил положили мы с С.Д.Сказкиным, чтобы оставить на кафедре нашего студента, затем аспиранта Вячеслава Викторовича Самаркина (для меня он навсегда остался Славой). Ученик Неусыхина, специализировавшийся по аграрной истории Италии, он написал очень хорошую диссертацию, проявлял способности к преподаванию. Его, иногороднего, не имевшего ни московской прописки, ни жилплощади, оставить на кафедре было очень трудно. Пришлось несколько раз ходить к ректору и просить его об этом. В последний раз И.Г.Петровский поинтересовался у нас с С.Д.Сказкиным: «Вы ручаетесь, что он будет хорошим и полезным работником для МГУ?» Мы ответили, что можем за это поручиться. Тогда Иван Георгиевич, который очень уважал Сказкина и хорошо относился ко мне, обещал нам сделать все возможное. И сделал. Правда не сразу. Бедному Славе пришлось почти два года жить без постоянной прописки, в общежитии. Но для кафедры он стал хорошим приобретением и быстро вписался в наш коллектив. Судьба его сложилась печально. Слава страдал тяжкой хронической болезнью крови и умер очень рано, в сорок четыре года, от тяжелого инфаркта в 1977 году, только успев получить новую двухкомнатную квартиру и завести семью. Кафедра понесла большую утрату.