* * *
В списках ищущих работу значилось: «Манштейн, 36 лет, старший лейтенант, 4 дочери — 11, 7, 6 лет, младшей 3 месяца; просит работу топографа или наблюдателя за городскими работами недалеко от Бизерты по причине учебы детей». И рядом приписка мелким, четким почерком: «Предложение заслуживает интереса».
Моя сестренка Маша родилась весной 1924 года, и, так как мама работала целый день, я много ею занималась. Вероятно, с этого времени у меня останется особая нежность к детям первого года жизни — удивительной жизни тихо лежащего в колыбели маленького ребенка, внимательный взгляд которого открывает окружающий его мир.
В начале 1925 года мы еще жили на «Георгии» в ожидании работы и квартиры в городе. Наш детский мир редел с каждым отъездом. Вскоре закрыла свои классы наша «Прогимназия Георгия Победоносца» — теперь мы ходили в французские школы: Валя, Люша и Шура ходили к монашенкам в «Notre dame de Sion», а я в обычную городскую школу Лякор. После классов мы возвращались на «Георгий», где царил полный хаос…
Кипучая, полная жизнь, которой мы жили в течение нескольких лет, теперь смолкла. Поговаривали, что скоро выключат электричество… Большой, старый броненосец опустел, и по ночам особенно чувствовалась какая-то угроза. Иногда слышались какие-то удары, эхо которых отдавалось в полутемных коридорах и в пустынных помещениях. Папа забеспокоился. После отъезда Трухачева в Тунис он был назначен «командиром» «Георгия». Кто мог хозяйничать по ночам? Не повторялись ли инциденты 1921 года, о которых писал Монастырев: «В этот год в городе была отмечена продажа небольших моторных частей. Продавали их люди, не имеющие отношения к флоту и случайно попавшие на эскадру во время эвакуации. Были приняты строгие меры: продажа прекратилась и эскадру очистили от „нежелательных элементов“».
Папа быстро открыл, что новая банда, основавшаяся в городе, продавала медь, воруя оборудование «Георгия». Некто Тябин, пойманный на месте, был выгнан с «Георгия», и папа запретил ему подниматься на корабль.
Рассчитывая на безнаказанность, Тябин вернулся, но уже с оружием. Видя, что его заметили, он убежал, спрятался в какой-то каморке и разрядил револьвер через дверь, которую пытался открыть папа.
С каким удивлением я нашла отголоски этого происшествия в секретной переписке между Тунисом и Бизертой! Генеральная резиденция поручила бизертскому гражданскому контролеру навести справки на счет анонимного письма, полученного из Бизерты, «обвиняющего русских морских офицеров в самоуправстве по отношению к членам колонии, живущим в городе или окрестностях».
Письмо от 24 июня 1924 года без труда восстановило происшедшее: «Конфиденциально — гражданский контролер Бизерты к господину Люсьену Сенту, полномочному министру, Генеральному резиденту Французской Республики в Тунисе.
В ответ на Ваше письмо № 2111 от 9 июля 1924 года я имею честь Вам доложить, что вследствие многочисленных случаев воровства, происшедших на борту русского судна „Георгий Победоносец“, стоящего при входе Бухты Себра и служащего жилищем многим русским семьям, командир этого судна запретил некоторым лицам, живущим в городе, подниматься на борт.
Надо прибавить, что беженцы в Тунисе живут в хороших отношениях между собой и только меры, принятые командиром „Георгия“ против некоторых нежелательных лиц, могут объяснить зарождение неблагоприятных слухов о людях, которым поручена охрана бывшей эскадры Врангеля».
Мой отец, последний командир «Георгия», сделал все от него зависящее, чтобы сдать корабль в приличном состоянии. Беженцам разрешили уносить для семейного обихода койки, железные столы, покрытые линолеумом, скамейки и стулья. Все это прекрасно подходило к бедному домику в «Маленькой Сицилии», где мы поселились в первые месяцы 1925 года. Мы окончательно покинули корабль — последний кусочек русской земли.
Офицеры сняли военную форму. Мы стали эмигрантами, которых держали в полном неведении о переговорах, касающихся судьбы эскадры, — долгих обсуждениях, продлившихся еще на несколько лет.
В начале 30-х годов корабли все еще стояли в Арсенале Сиди-Абдаля.
Мой старинный друг Деляборд, назначенный в те годы в Бизерту, был так поражен призрачными силуэтами кораблей, что по сей день говорит о них, словно они еще у него перед глазами: «Я бродил по пустынной набережной Сиди-Абдаля вдоль ряда судов без экипажей, нашедших здесь покой в грустной тишине, — целая армада, застывшая в безмолвии и неподвижности. Старый броненосец со славным именем „Георгий Победоносец“; другой — „Генерал Корнилов“ — совсем новый еще линейный корабль водоизмещением 7000 тонн; учебные судна „Свобода“, „Алмаз“; пять миноносцев… Чуть слышен плеск волн меж серыми бортами да шаги часовых „бахариа“ в форме с синими воротничками и в красных шешьях с болтающимся помпоном».
Эти корабли тогда еще хранили свою душу, часть нашей души…
Но потом? Что стало с ними? Можно дать только короткий ответ: не все архивы еще открыты.
После отъезда комиссии экспертов переговоры продолжались между двумя правительствами. Франция соглашалась передать военные корабли при условии, что Советский Союз признает дореволюционные долги России Франции. Переговоры длились годами, так как СССР долги не признавал.
Корабли оставались в Бизерте, и, поскольку Советское правительство отказывалось платить за их содержание, Франция постепенно продавала их на слом…
Свободное копирование
