С 1949 года кафедрой заведовать стал С.Д.Сказкин, вскоре избранный академиком. Ввиду его большой загруженности во многих учреждениях, он просил меня быть его постоянным заместителем. Я согласилась, конечно, и с 1949 по 1969 годы фактически руководила работой кафедры под высочайшим надзором своего любимого и глубокоуважаемого шефа. В эти годы моя жизнь оказалась особенно прочно связанной с факультетом.
К осени проработочная волна, как всегда, немного спала. Однако последствия ее живо ощущались в течение последующих четырех лет: государственный антисемитизм, хотя и прикрытый неоднократными давними высказываниями Сталина о вредности этого явления, пускал все более глубокие корни в жизни общества. Евреев перестали брать на работу (тех, кто уже работал, не трогали), фактически для них был ограничен прием в вузы. Знаменитый «пятый пункт» сделался теперь едва ли не главным в анкете, наряду с вопросом о том, находился ли человек на оккупированной территории или в плену. Угнетало ощущение скрытой угрозы, собственной неполноценности, и ему трудно было сопротивляться. Наряду с этим исподволь снова начались аресты. Стали арестовывать, хотя и не в столь массовом порядке, как в 1937—38 годах, людей, уже привлекавшихся к ответственности и затем освобожденных, тех, кто имел связи с заграницей (особенно евреев), противников Лысенко и многих других. Летом 1949 года арестовали дядю Володю, ранее выпущенного и жившего в это время у своей новой (не знаю, какой по счету) жены и взрослой дочери Наташи — почти ровесницы Димы. К этим неприятным событиям прибавлялся постоянный страх, что Эльбрус снова обратит на себя внимание органов, как ранее подвергавшийся аресту. Стало опять тревожно, хотя надо было быть веселой и не показывать своей внутренней тревоги. Все молчали и неизвестно, что думали.