Надо сказать, что и в секторе и на кафедре нашлись люди, которые хотя и не могли не поддержать эту навязанную сверху кампанию разоблачений, но всячески старались сузить круг обвиняемых. В первую очередь это относится к Н.А.Сидоровой, тогда крупному партийному работнику в масштабах института и даже райкома, курировавшей институт и, фактически, руководившей делами сектора. Муж ее, известный физик В.И.Векслер, был евреем. Сама она, замечательный, цельный и убежденный человек, была, как и я, в ужасе от этой кампании, не понимала ее смысла, видела весь ее позор для партии. Не будучи в силах по своему положению отказаться от ее проведения, она сделала все возможное, чтобы и в институте, и в университете провести ее с наименьшими издержками. На собрании в институте, делая основной доклад по этому вопросу, она акцентировала не национальный, а идеологический аспект кампании, громила «объективистов», элиминируя обвинения в национализме и космополитизме. Собранию был задан верный тон, оно прошло относительно спокойно и пристойно, насколько могли быть пристойны такие проработочные собрания. Главными объектами нападок по медиевистике оказались В.М.Лавровский, А.И.Неусыхин и Ф.А.Коган-Бернштейн.
Этот же круг ученых стал объектом критики по разделу медиевистики аналогичного собрания в университете. Местные ревнители партийной линии пытались включить в круг обвиняемых и меня, но та же Н.А.Сидорова, принимавшая участие в подготовке собрания, и здесь предотвратила реализацию этого намерения. Под ее влиянием и Ю.М.Сапрыкин, тогда уже преподаватель кафедры, тоже встал на мою защиту, и я оказалась вне этой вздорной и высосанной из пальца критики. На всю жизнь запомнилась мне это собрание по борьбе с «космополитизмом» на истфаке. В актовом зале собрались все преподаватели, сотрудники, аспиранты, частично студенты. Вел собрание секретарь партбюро факультета Михаил Тимофеевич Белявский, человек очень хороший, всеми уважаемый, впоследствии один из моих добрых товарищей по факультету. Но ужас всего происходящего заключался в том, что в тех условиях даже самые хорошие и смелые люди, фронтовики, к которым принадлежал и он, отважно встречавшие смерть в бою, не имели мужества противостоять этому спускаемому сверху приказу, вынуждены были его реализовывать под угрозой всяческих наказаний, вплоть до ареста.
Началу собрания предшествовали драматические события. Узнав о намеченной проработке за два часа до ее начала, свалился с инфарктом и попал в больницу академик Исаак Израилевич Минц. М.Т.Белявский, бледный, с дрожащими губами, открыл это собрание. Я присутствовала в зале по необходимости и обязанности. Зрелище оказалось весьма поучительным. Главные обвинения предъявлялись И.И.Минцу, Е.Н.Городецкому (долгое время работавшему в аппарате ЦК), нескольким преподавателям с кафедр истории СССР и нового времени (Застенкер) и нашим, уже названным медиевистам. Поразило меня на всю жизнь, что известный ученый и по моим всегдашним представлениям порядочный человек Андрей Самсонович Ерусалимский, сам еврей по национальности, привел на это собрание свою шестнадцатилетнюю дочь-школьницу, очаровательное создание с копной золотисто-рыжих волос и бледным, тонким личиком, и усадил ее в зале в первых рядах. Зачем он это делал? В назидание ребенку, как надо сохранять бдительность или чтобы доказать свою лояльность? Так или иначе — это выглядело отвратительно, как какое-то извращение, способное разложить молодую, несчастную душу.
Затем начались громогласные обвинения и покаяния при довольно безгласном зале. Лишь отдельные участники выступали с обличением. Запомнилось мне ответное выступление А.И.Неусыхина. Маленький, сгорбленный, в очках, стоял он на кафедре, с которой так много раз читал свои прекрасные лекции, растерянный и недоумевающий, в чем же он виноват. Он не каялся, он только говорил, что всегда честно выполнял свой долг учителя, ученого, патриота (и это была святая правда), что он не понимает, в чем он провинился. Зал слушал его также молча. Однако нашелся один его ученик — аспирант В.В.Дорошенко, выступивший с истерическими обвинениями своего учителя. «Мы вам верили, а вы нас обманули!» — истошно кричал он.
Единственным резким диссонансом прозвучало выступление Е.Н.Городецкого, одного из главных обвиняемых. Он не просто защищался, но с блеском, остроумием, убедительно доказывал вздорность всех предъявляемых ему обвинений, то и дело сам переходил от обороны к нападению, в частности на А.Л.Сидорова, указывая на его собственные ошибки в трактовке советской истории. Речь его была блистательной и убедительной, сыграла существенную роль в том, что он пострадал менее многих других. И хотя он ушел из ЦК, но быстро стяжал себе авторитет на новом, научном поприще. Его поведение тогда возрождало уважение к человеку.
Свободное копирование
