В один прекрасный день он явился к нам домой на Спиридоновку, по счастью, в день, когда Эльбрус не поехал на дачу. Добирался он до Москвы зайцем, так как денег у него не было. Часть пути пропутешествовал, как это тогда часто делали беспризорники, в ящике под вагонами. Приехал он, по словам Эльбруса, чумазый и оборванный, тоже как настоящий беспризорник, голодный и без копейки денег в кармане. Эльбрус накормил его, отвел в баню, переодел в какую-то свою одежду и привез вечером на дачу. Я не спрашивала, почему он не предупредил меня о своем освобождении. Это было и так ясно: боялся, что я могла запретить ему ехать в Москву, а у него ведь не осталось никого на всем свете, кроме меня.
Бедный, милый мой брат! Мы сначала боялись его, думали, не набрался ли он дурного в лагере, не сделался ли уголовником. Но после нескольких дней пребывания у нас стало ясно, что он остался чистым и хорошим пареньком, немного легкомысленным соответственно своему возрасту и судьбе, но душевным и родным. Он льнул ко мне. Ему хотелось тепла и ласки, которых он пять лет был лишен, сразу подружился с Лешей, Эльбрусом, старался услужить маме. Я не упускала случая приласкать его, подкормить, приодеть. Но что делать с ним дальше, оставалось неясным. О том, чтобы прописать его в Москве, да еще после лагеря, да еще в нашей склочной квартире, нечего было и мечтать. Ведь в Москве всегда существовал очень суровый режим прописки, да и фамилия у него была неподходящая — Цедербаум, и к этому могли придраться. Пока он жил у нас на даче в качестве гостя, отъедался и отсыпался. Эльбрус, работавший тогда во «Всекохудожнике» (Кооперативный союз художников и художественных промыслов) и часто объезжавший провинциальные филиалы, устроил его сторожем в тульском филиале. Там Лева получил рабочую карточку и каморку при конторе. Это было, конечно, временное пристанище. Но на семейном совете мы решили, что он поступит в вечернюю школу, окончит десять классов (ведь он не окончил семилетку, уйдя в ФЗУ), чтобы иметь возможность потом поступить в техникум и освоить какую-то специальность. Он, правда, окончив ФЗУ, стал слесарем, но за три года лагерной жизни многое подзабыл. Да и хотелось дать ему более подходящую специальность. В конце августа Эльбрус отвез его в Тулу. Зарплату ему положили маленькую — пятьсот рублей тогдашними деньгами, но мы стали посылать ему еще двести-триста рублей, чтобы он мог как-то перебиться.
Свободное копирование
