Особенно тяжелому гнету японских оккупантов подвергалось китайское население. Ему запрещалось проживать в центральных кварталах городов, где размещались японские штабы и административные органы, пользоваться общим с японцами транспортом, появляться в общественных местах. Это, естественно, не распространялось на местную буржуазию, помещиков, торговцев, ростовщиков, настоятелей буддийских храмов, которые в большинстве своем сотрудничали с оккупантами.
В день приезда в Шанхай я был поражен, увидев следующую картину. Проходивший возле консульства трамвай остановился перед мостом, все ехавшие в нем китайцы вышли, прошли пешком через мост, отдавая поклон японскому солдату, охранявшему мост, затем снова догнали трамвай и поехали дальше. Китайским рикшам вообще запрещалось проезжать по охраняемым мостам, провозить пассажиров мимо японских штабов, собираться группами на улицах и площадях.
В Шанхае мы столкнулись с крайне тяжелым продовольственным положением населения. Оккупационные и муниципальные власти не позаботились обеспечить население китайских районов даже минимальным количеством самых необходимых продуктов. В китайской деревне забирали все до последнего зернышка из скудного урожая, не оставляя жителям припасов даже для голодного существования. Помещики же использовали тяжелое продовольственное положение для спекулятивных махинаций на «черном рынке».
Повсюду свирепствовали голод и массовые заболевания. В несколько раз выросла смертность в Шанхае и других крупных городах Китая. Ежедневно на улицах подбирали сотни трупов китайцев и эмигрантов, умерших с голоду. Нередко можно было видеть, как молодой рикша, из последних сил тащивший коляску, обессиленный падал на раскаленный асфальт и тут же умирал.
Как представитель консульства, я обязан был знакомиться с социальными условиями в подведомственном округе, встречаться с чиновниками муниципальных органов, посещать районы проживания местных советских граждан и русских эмигрантов. В условиях Шанхая это не всегда удавалось. Посещение китайских кварталов было небезопасным, так как то и дело обнаруживались случаи заболевания чумой и холерой. «Заболевший» квартал обносился колючей проволокой, вход и выход из него запрещался. Однако болезни не знали границ и санитарных кордонов. Голод, недостаток пресной воды, скверное состояние гигиены жилищ нередко приводили к вымиранию целых районов города.
Тяжелые социальные и экономические условия жизни в Шанхае были характерны для всей оккупированной зоны Китая. Промышленность этой зоны целиком была занята обслуживанием оккупационной японской армии, большая часть производимой здесь продукции вывозилась в Японию. Местное китайское население подвергалось неслыханной эксплуатации. Катастрофические размеры принял выпуск обесцененных бумажных денег; себестоимость денежных знаков превышала их нарицательную стоимость. Курс оккупационного юаня иной раз менялся до шести раз в сутки. Проезд в трамвае, на рикше и на извозчике стоил баснословно дорого. Автомобилями пользовались лишь японские штабы да отдельные частные лица из числа китайских богачей.
Гнет оккупационных властей явился одной из основных причин значительного роста в оккупированных странах национально-освободительного движения против японского господства. Наблюдения в захваченных китайских городах и Гонконге позволили мне наглядно представить себе всю беспредельную лживость утверждений пропаганды об «освободительной» миссия японской армии в Азии. Такую же участь, кстати сказать, японские милитаристы готовили и народам Советского Союза.