Каждому из нас, естественно, хотелось не упустить ничего важного в развернувшихся событиях. Поэтому и дипломаты, и рядовые сотрудники старались не засиживаться в кабинетах, а как можно больше бывать в городе, чтобы видеть своими глазами происходящее. Хотелось знать отношение местного населения к войне и к нам, советским представителям. Перед теми, кто проживал в городе на частных квартирах, остро встал вопрос о том, насколько безопасно оставаться там, не пора ли всем перебираться в посольство.
Мой сосед по городской квартире, прекрасный японовед Костя Иванов пригласил меня в тот день проехаться по окружной дороге, чтобы, как он любил выражаться, «послушать пульс» жизни простых людей Японии. Мы сели на ближайшей станции Симбаси на электричку и ездили до тех пор, пока не кончился срок годности оплаченных билетов. Было интересно наблюдать из окна вагона жизнь огромного города в первый день войны. На каждой станции часть пассажиров менялась, заполняя вагон взволнованным разноголосьем.
Публика, как никогда, возбуждена, на лицах вся гамма переживаний: от крайнего восторга до паники. У многих приподнятое настроение, они не скрывают своего ликования. Шутка ли, их маленькая страна объявила «священную войну» мировым колониальным державам – Америке и Великобритании. Неискушенных в большой политике людей поражала грандиозность замыслов военных руководителей Японии. Рядовому японцу упорно внушали, что до сих пор Япония всегда выигрывала войны. Если войну эту благословил сам император, то она непременно должна быть победной, а они, его подданные, ничего для этого не пожалеют, даже жизни. Примерно так рассуждали сидевшие по соседству пожилые японцы, видимо принявший нас за немцев – их союзников.
На станции Юракутё в вагон ввалилась новая толпа возбужденных пассажиров. Декабрьские сумерки рано наступают в Токио, и в полуосвещенном вагоне трудно сразу рассмотреть вошедших. Но все они тут же разом заговорили, и мы поняли что это дневная смена рабочих и служащих редакции газеты «Асахи», чиновники многочисленных контор, расположенных в деловом квартале Токио – Маруноут. Всех их волновало, что принесет война служащим государственных и частных учреждений, живущих на оклад в 30 иен, будут ли увольнения в торговых фирмах, связанных со странами Южных морей. Мелкий чиновный люд интересовало также введут ли карточную систему на продукты и промышленные товары, повысятся ли тарифы на проезд, будут ли брать в армию тех, у кого есть отсрочка по болезни, и из семей, в которых единственный кормилец. Мнения высказывались самые противоположные. Но все сходились на том, что экономическая блокада Японии будет прорвана и она выйдет на рынки материковых и островных стран, где много пригодной к обработке земли, где рис родится два-три раза в году, а морские продукты добываются у самых берегов.
На станции Отяно мидзу в вагоне оказалась новая большая группа пассажиров. Судя по всем признакам, это рабочие токийского арсенала. После 12-часового трудового дня они выглядят усталыми, высказываются сдержанно. Их мысли также заняты начавшейся войной. Мы пытаемся осторожно с ними заговорить. Спрашиваем, какие первые новости с фронтов, как долго продлится война, принесет ли она дополнительные тяготы рабочим. Японцы не прочь удовлетворить нашу любознательность, им нравится хорошее знание японского языка моего коллеги. Отвечают с достоинством, не торопясь. И вдруг, как бы невзначай, встречный вопрос: «А вы кто, немцы?» Проклятый вопрос. Он всегда повергал нас в те годы в смятение, вызывая натянутость в беседе, а то и просто прерывал разговор. Я молчу, а мой коллега со свойственной ему находчивостью отвечает: нет, не немцы, скорее наоборот. Японские рабочие не сразу понимают, что значит «наоборот», что это за «антинемцы». Рабочие оживленно переговариваются, принимая нас то за французов, то за скандинавов. В конце концов мы говорим, что являемся сотрудниками советского посольства. Ни радости, ни злобы на их лицах, скорее удивление. В ответ раздается привычное: «Аа содэс ка?» («Ах, вот как») – Но атмосфера дружеского расположения уже нарушена, все умолкают. Затем один из рабочих спрашивает, как относится Советский Союз к войне Японии со странами АБСД. Вопрос даже для дипломатов не легкий. Необходимо соблюдать осторожность, иначе могут обвинить во враждебно пропаганде со всеми вытекающими последствиями. Отвечаем словами популярной тогда песни: «Нас не трогай, мы не тронем. Если тронешь, спуску не дадим: Видимо, наш ответ японцам по душе, они дружно смеются. Один из них спрашивает: а как будет дел обстоять с советским нейтралитетом в отношении Японии? Говорим, что все будет зависеть от Японии. «И от России тоже», – добавляет японец. Остальные с ним согласны. Наша короткая беседа весьма интересна. Чувствуется, что простые японцы, в том числ< и эти рабочие арсенала, против войны с Советским Союзом, даже побаиваются выступления СССР против Японии.
Домой в тот день мы вернулись поздно вечером Наша ама – японская служанка вышла с заспанным лицом и спросила, будем ли мы ужинать или успел где-либо на ходу перекусить. Ама чем-то серьезна встревожена, и мой коллега старается шутками ее расшевелить. Заодно пытаемся выяснить настроения друзей и родственников в связи с войной. Ама говорит, что японцы еще не знают: война – это хорошо для Японии или плохо. Сообщила, что ее подруг, работавших в услужении у других иностранцев, уже вызывали в продовольственный отдел муниципалитету района Акасака и предупредили о введении карточек на рис. Сама она подумывает вернуться в деревню, где с продуктами во время войны будет легче, чем в Токио. Почувствовав, что слишком много наговорила советским «господам», ама поспешила сгладить впечатление. Она принялась уверять нас, что, если уедет в деревню, обязательно найдет нам другую, самую хорошую служанку. Нам и без нее известно, что полиция не оставит нас без «внимания».
Свободное копирование
