***
Мама и Юра. Я снова обращаюсь к вам, когда вспоминаю о своей «либреттной деятельности». Одной, как бы вскользь сказанной фразой Юра не однажды помогал мне выйти из тупика. Когда приступала к работе над «Максимкой», он задумчиво произнес:
— Его должны продавать.
— Продавать? Кому? Каким образом? Кто купит? Кто продаст? Как спасут?..
И пошло-поехало... И в «Джунглях» — так переименовали «Маугли», когда над оперой стал работать Ширвани Чалаев, из тупика помог выйти Юра. Впрочем, о «Джунглях» хочется рассказать поподробнее.
***
Однажды Наталия Ильинична, придя чуть ли не за продуктами в ресторан Дома композиторов, услышала, как из концертного зала доносится очень своеобразная музыка. За роялем — небольшого роста очень смуглый человек с огненными глазами пел на неизвестном языке с таким темпераментом, что дух захватывало:
— Кто это?
— Ширвани Чалаев — дагестанский композитор, народный артист.
Наталия Ильинична прослушала весь концерт, потом познакомилась с Ширвани. Культура, своеобразие, талант соединились в этом человеке из маленького лакского аула в Дагестане, любимом ученике Дмитрия Шостаковича. Конечно, сразу возникла мысль привлечь его к нашему театру.
— Я знаю, о чем бы вы могли написать.
— И я знаю — «Маугли» Киплинга.
— Я как раз об этом и думала.
— Значит, наши мысли совпали, а это неплохое предзнаменование.
О примерно такой беседе, состоявшейся между ними, мне рассказывал Ширвани, с которым в это время я была уже очень хорошо знакома и творчески, и человечески — мы совместно написали музкомедию «Странствия Бахадура» для музыкального театра в Тарту.
После встречи с Ширвани Наталия Ильинична немедленно вызывает меня и начинает распекать:
— Скажите, чем все-таки занимается наша литературная и прочие возглавляемые вами части? И какие результаты вашей, так сказать, деятельности? Вообще у меня создается впечатление, что в театре работает только один человек (разумеется, она сама). Вы, конечно, не знаете такого интереснейшего композитора, как Ширвани Чалаев.
— Почему? Знаю.
— Ах! Оставьте. Ничего вы не знаете, сплошная самонадеянность и верхоглядство. Так вот, я договорилась, что он напишет нам оперу «Маугли». Обеспечьте его либретто — вашим ли, другого автора, меня не интересует, — только не той дрянью, от которой отказался Заринь, важно, чтобы Чалаев начал работать.
Как она чувствовала людей! «Маугли» — Чалаеву, «Максимку» — бывшему моряку Терентьеву, «Белоснежку» — Колмановскому, — точнейшие попадания!
Когда я только пришла в театр, долго не могла привыкнуть к ее полярным высказываниям, шквальным разносам, длинным речам. Нередко про себя думала: «Что она говорит? Ерунда какая-то.» Но из этого, на мой взгляд, сумбура, всегда возникало нечто самое нужное театру.
Заринь так и не написал «Маугли» (видно, собственное либретто тоже не устроило), но как я ему благодарна. Он заставил меня осознать то, чего бы я никогда не поняла без его жесткого урока. Работа над «Джунглями-Маугли» с Чалаевым шла уже совсем иначе. Вместо «паутины словес» появились ситуации, движение, характеры. К тому же мы работали бок о бок, и только что рожденная музыка сама давала толчок к новым поворотам сюжета, более емким словам.
Но вот опера закончена. Можно показывать. Чалаев был в Рузе. Туда же в Дом творчества приехали мама и я. Начинаем показ.
Появляются все действующие лица, сообщают, что все они жители джунглей. Затем идет представление героев...
— Опера начинается с пролога, — поясняю я.
— Чушь! Ерунда, — прерывает Наталия Ильинична, — сначала они должны представиться, а потом сообщать, где живут. Ух, до чего мне надоели эти бездарности, — смотрит на меня почти с ненавистью. — Лучше вообще ничего не говорите, я буду музыку слушать.
Чалаев заиграл, запел, она слушает и до самого конца не произносит ни слова. Потом:
— Вы мне сделали сегодня подарок, большой подарок. Менять ничего не нужно, я режиссерски все оправдаю.
Расстались. Идем обедать, затем на прогулку. Мама шутит, целый хвост поклонников сопровождает нас повсюду. Внезапно она прерывает разговор и поворачивается ко мне:
— Знаешь, там еще должно быть это... ну, как у Чайковского в «Иоланте»...
— «Отчего это прежде не знала ни тоски я, ни горя, ни слез», — подхватываю я, понимая, что она все это время подспудно думала о «Маугли».
— Да, да!..
В тот же вечер Чалаев сочинил на эти слова музыку. Так родилась ключевая ария оперы.
Свободное копирование
