Англичане и американцы, приезжавшие месяц назад в Джельфу, сообщили, что в Алжир должна скоро приехать советская миссия. Она-то и займется нашими делами по репатриации.
Когда меня освободили, товарищи дали наказ — обратиться к американским и английским властям с требованием освободить из лагерей в Алжире всех советских граждан для отправки на родину. Поэтому по приезде в Алжир я сразу же направился в американское и английское консульства.
Я начал с английского консульства. Британский консул, высокий, прямой, принял меня очень сухо. Он сказал, что занимается этим вопросом и сообщит мне, когда что-либо им будет сделано для моих товарищей. Однако так ничего и не сообщил. Консул приставил ко мне майора Ионга, молодого офицера из английской «Интеллидженс сервис», того самого, который приезжал к нам в лагерь с английской комиссией и ничего для нас не сделал. Мне еще не раз пришлось встречаться с ним в Алжире, когда приехала советская миссия по репатриации, а Ионг был приставлен к ней — не столько для помощи, сколько для разведки.
Затем я отправился в американское консульство. Там кипела работа: стучали машинки, бегали машинистки и секретари, в приемной ждали какие-то люди. Консул тоже приезжал к нам ранее в Джельфу с комиссией. Он принял меня сразу же и любезно. Разговор наш был краток. Я сказал ему, что в ожидании приезда советской миссии по репатриации необходимо срочно перевести моих товарищей из Джельфы в Алжир, вызволить их из лагерей. Консул ответил, что он об этом знает, но у него нет помещения в Алжире.
— Но ведь вы можете разместить их временно в палатках?
— Об этом мы и хлопочем. Но это зависит от англичан, а они не спешат их давать.
— А вы не спешите с их получением, — хотелось мне сказать, но я промолчал и только спросил:
— Но почему же вы не можете их сюда перевести?
Консул хитро улыбнулся.
— Вы знаете, ведь у вас в группе не все советские граждане, там могут быть и такие, которых ваша миссия не захочет принять.
— Ну и что же? Миссия разберется сама.
— К сожалению, я пока ничего не могу сделать. Но мы этим вопросом займемся. Обсудим с майором Ионгом из английского консульства, которого вы знаете (он был уже об этом осведомлен). Между прочим, где вы остановились в Алжире?
— В отеле «Руайяль», — ответил я.
— А, знаю, — хитро улыбнулся консул, — ведь владелец этого отеля сидел вместе с вами в концлагере в Джельфе.
Действительно, бельгийский коммунист Делепин, горячий, несдержанный человек, но прекрасный товарищ, был арестован французскими властями в Сирии, где он работал в какой-то торговой фирме служащим, и привезен в Джельфу. Пока он сидел с нами в концлагере, в Алжире умер его отец, богатый человек, владелец, крупного отеля, и Делепин стал неожиданно богачом. Он тратил большие суммы, помогая нашим товарищам, купил на свои деньги музыкальные инструменты для оркестра в лагере. У него постоянно были столкновения с Кабошем, который в конце концов упрятал Делепина в тюрьму за то, что тот избил провокатора в лагере. Постарался ему напакостить и бельгийский консул в Алжире, ярый фашист. Все это американский консул великолепно знал. И не удержался, чтобы мне не заметить:
— Но вряд ли Делепин добьется чего-либо от бельгийского консула — тот слишком большой формалист.
«Формализм» бельгийского консула заключался в том, что он был заядлым фашистом. При гитлеровцах он, как и польский консул граф Чапский, вербовал бельгийцев для работы в Германии. Еще совсем недавно он ответил Делепину, просившему об освобождении его из лагеря и зачислении в армию, что не намерен заниматься такого рода делами. На заявление Делепина консул ответил официальным письмом, в котором говорил, что Делепин слишком стар для армии (Делепину было 42 года) и не может быть принят. Это, конечно, была только отговорка. Консул не хотел, чтобы бельгийцы шли сражаться с немецкими фашистами.
От американцев я узнал только одно: советские представители находились уже в пути. Они ждали в Каире самолета. Впрочем, дело, по-видимому, было не в самолете. Фашистское окружение генерала Жиро, да и он сам по понятным причинам не были заинтересованы в приезде советских представителей в Алжир. Поэтому делалось все, чтобы задержать их прибытие, а по возможности и помешать ему.
Мне оставалось ждать приезда советских представителей в Алжир.
У консула я встретил Картера, американца, приезжавшего к нам в лагерь с англо-американской комиссией. Я тогда так и не понял, какую роль играет он в американских войсках. Здесь он встретил меня любезно, пригласил завтракать в ресторан. На завтраке присутствовала толстая американская дама — делегатка «Христианской ассоциации молодых девушек». Оба они были очень приветливы и расспрашивали меня не столько о лагере, сколько о том, что, по моему мнению, намерен делать Советский Союз после войны.
Картера весьма беспокоила мысль, что в Европе может произойти революция. Он спрашивал на этот счет мое мнение. Я ответил, что ему лучше знать. Тогда он самоуверенно сказал: «Революции бывают от голода. Если мы накормим французов и бельгийцев сейчас же после их освобождения нашей армией, революции не будет. У нас заготовлены огромные запасы продовольствия и всяких товаров. Как только кончится война, мы переправим их во Францию. И тогда никакой революции не будет».
По приглашению Картера я посетил его бюро. В маленьком переулке большой дом был занят различными американскими «гражданскими» организациями. Тут были квакеры, представители христианских обществ, миссии Рокфеллера и еще десятки других. Все они ходили в полувоенной форме, но без знаков различия. Здесь же размещалось бюро по промышленности и сельскому хозяйству. Во всех бюро кипела работа, составлялись какие-то карты, диаграммы, готовились доклады. Позже из разговоров с французами стало ясно, что американские войска привезли с собой в Африку огромный гражданский штаб для организации промышленности в Северной Африке и попутно для проведения экономического шпионажа.